Брошенный платок падал, трепеща, как подстреленная птица, на песок внизу. Порыв ветра подхватил его и отнес вправо. «В этом увидят всякие предзнаменования, — подумал Бонос, — а гадатели дадут совершенно противоположные толкования». Он увидел, как ворота в дальнем конце распахнулись, услышал пение рожков, высокий, пронзительный звук флейт, потом звон цимбал и грохот военных барабанов. Танцовщицы и лицедеи вышли на ипподром перед колесницами. Один человек ловко жонглировал заранее подожженными палками, приплясывая и подпрыгивая на песке. Бонос вспомнил огонь.
— Сколько твоих людей потребуется для того, чтобы пробиться на ипподром через катизму? — спросил Валерий два года назад в мертвой тишине, последовавшей за словами императрицы. — Это возможно?
Его настороженные серые глаза смотрели на Леонта. Рука по-прежнему небрежно лежала на спинке трона. Конечно, существовала крытая галерея на столбах из Императорского квартала на ипподром, заканчивающаяся у задней стенки катизмы.
В это мгновение все одновременно втянули в себя воздух. Бонос увидел, как Лисипп, главный сборщик налогов, впервые поднял глаза и посмотрел на императора.
Леонт улыбнулся, кладя ладонь на рукоять своего меча.
— Взять Симеона?
— Да. Он — их главный символ. Приведи его сюда, заставь его сдаться тебе. — Император секунду помолчал. — И я полагаю, нужно будет убить некоторое количество людей. Леонт кивнул.
— Мы спустимся в толпу? — Он помолчал, задумался. Потом поправил себя: — Нет, сначала стрелы, они не смогут от них уклониться. У них ни лат, ни оружия. И не смогут достать нас. Это вызовет хаос. Они в панике побегут к выходам. — Он снова кивнул. — Это можно сделать, мой повелитель. Зависит от того, насколько умные люди находятся в катизме и забаррикадировались ли они там, как следует. Авксилий, если я смогу ворваться туда с тридцатью воинами и вызвать некоторое замешательство, ты сумеешь пробиться с оружием отсюда к двум воротам ипподрома с Бдительными и войти туда, когда толпа бросится к выходам?
— Сделаю или умру, — ответил чернобородый, с жесткими глазами Авксилий, оживившись. — Я отсалютую вам, стоя на песке ипподрома. Это рабы и чернь. И мятежники, восставшие против императора.
Валерий подошел к окну, встал рядом с императрицей и стал смотреть на огонь. Лисипп, тяжело дыша, сидел рядом на стонущей под его тяжестью скамье.
— Значит, таков и будет приказ, — тихо произнес император. — Вы сделаете это перед самым закатом. Все зависит от вас двоих. Вручаем вам нашу жизнь и наш трон. А пока, — Валерий повернулся к приближенным, — пусть с Бронзовых Врат провозгласят, что квестор императорского налогового управления лишен должности и чина за излишнее усердие и с позором изгнан в провинцию. Мы поручим мандатору объявить об этом также на ипподроме, если только его смогут услышать. Возьми его с собой, Леонт. Фастин, пусть твои шпионы распространяют этот слух на улицах. Гезий, сообщи патриарху: Закариос и все клирики должны провозгласить это в святилищах, сейчас и вечером. Люди побегут туда, если солдаты справятся со своей задачей. Если клирики нас не поддержат, все рухнет. Никаких убийств в церквях, Леонт.