— Что? Ты проклятый предатель!
— Как забавно, что ты это говоришь при данных обстоятельствах, — заметил Евдрих. Затем быстро отступил назад и тревожно крикнул: — Винселас! — Глаза Агилы стали безумными, он сделал выпад мечом через разделяющее их пространство.
Наверху находился мостик, не особенно высоко, место, где могли играть невидимые музыканты или где осенью и зимой могли спокойно прогуливаться и предаваться размышлениям священники, когда снаружи стоял холод и шли дожди. Стрела, убившая Агилу, прилетела оттуда. Он рухнул, будто дерево, и его меч с грохотом упал на пол у ног Евдриха.
Пардос посмотрел вверх. Полдюжины лучников стояли на мостике. У него на глазах четверо с обнаженными мечами — люди Агилы — медленно опустили, а затем бросили свое оружие.
Так они и погибли, сдавшись, когда просвистели еще шесть стрел.
Пардос осознал, что стоит совсем один в секторе, отведенном для ремесленников. Он чувствовал себя совершенно беззащитным. Он не ушел, но все-таки сел. Ладони у него взмокли, ноги подгибались.
— Приношу свои извинения, — непринужденно произнес Евдрих, поднимая глаза от мертвых людей на трех священников, все еще стоящих перед алтарем. Их лица приобрели изжелта-бледный цвет. Евдрих помолчал и поправил воротник туники, а затем тяжелое золотое ожерелье на шее. — Теперь нам необходимо быстро восстановить порядок, успокоить людей, вернуть их назад в святилище. Это политическое дело и очень прискорбное. Вас оно совсем не касается. Вы, разумеется, продолжите церемонию.
— Что? Мы этого не сделаем! — возразил придворный священник, Сибард, сжав зубы. — Само это предложение позорно и безбожно. Где царица? Что с ней сделали?
— Могу заверить, что меня гораздо больше интересует ответ на этот вопрос, чем тебя, — ответил Евдрих Златовласый. В ушах у пристально наблюдающего Пардоса все еще звучали слова Агилы: «Мы сделали это вместе».
— Остается догадываться, — непринужденно добавил Евдрих, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем, кто оставался в святилище, — что до нее донеслись слухи о подлом заговоре Агилы, и она предпочла спастись и не присутствовать на поминальной службе в честь отца. Трудно винить в этом женщину. Но, естественно, это вызывает некоторые… вопросы. — Он улыбнулся.
Пардос запомнит эту улыбку. Евдрих продолжал после паузы:
— Я предлагаю восстановить здесь порядок, а затем навести его во дворце — от имени царицы, конечно, — пока мы не узнаем точно, где она находится. Затем, — сказал канцлер с соломенными волосами, — нам надо будет определить, что делать дальше здесь, в Варене, и во всей Батиаре. А пока, — продолжал он, и голос его внезапно стал холодным, не допускающим возражений, — ты сам впал в заблуждение, добрый клирик. Послушай: я не просил тебя что-то сделать, я тебе приказал. Вы трое продолжите траурную церемонию и ритуал освящения, иначе ваша собственная смерть последует за теми, которые вы уже видели. Поверь мне, Сибард. Я не хочу с тобой ссориться, но ты можешь умереть здесь или остаться жить и достичь тех целей, которые поставил для себя и нашего народа. Святые места освящались кровью и раньше, не только сегодня.