– Спасибо. Я прочту.
– Она многое сделает для вас понятным, но чтобы глубже проникнуть в психологию такого человека, как Кюртен, вам следует почитать вот это.
Она снова порылась в своем портфеле. «ШАРЛЬ БОДЛЕР. ЦВЕТЫ ЗЛА» – прочитал я на обложке.
Я открыл книгу.
– Стихи? – Я с удивлением взглянул на нее.
– О, не смотрите с таким подозрением, комиссар. Я совершенно серьезно. Очень хороший перевод, и вы найдете гораздо больше, чем думаете, поверьте мне. – Она улыбнулась.
– Я не читал стихов с тех пор, как зубрил Гёте в школе.
– И что вы о нем думаете?
– Разве могут франкфуртские юристы быть хорошими поэтами?
– Интересное наблюдение. Ну что ж, будем надеяться, что о Бодлере у вас сложится более благоприятное мнение. А сейчас, боюсь, мне пора. – Она встала, и мы пожали друг другу руки. – Когда прочтете книги, можете занести их мне в Институт Геринга на Будапештерштрассе. Он как раз через дорогу от «Аквариума» зоопарка. Мне интересно узнать мнение сыщика о Бодлере.
– С удовольствием, а пока вы можете высказать свое мнение о докторе Ланце Киндермане?
– Киндермане? Вы знаете Ланца Киндермана?
– Немного.
Она посмотрела на Меня с пристальным интересом.
– Для полицейского комиссара в вас слишком много неожиданного. Да, именно так.
Глава 7
Воскресенье, 11 сентября
Я люблю помидоры слегка недозрелые. Сладкие, но в то же время твердые, с гладкой, прохладной кожицей – как раз такие и хороши в салат. Если помидор немного полежит, то его кожица начинает морщиться и он становится слишком мягким, а на вкус даже кисловатым.
То же самое и с женщинами. Только эта, пожалуй, еще не совсем созрела для меня – слишком много прохлады. Она стояла в дверях и нагло рассматривала меня с головы до ног, как бы оценивая мои способности в качестве любовника.
– Что вам угодно? – спросил я.
– Я занимаюсь сбором пожертвований для нужд рейха. – Она состроила глазки и показала матерчатую сумку, как бы в подтверждение своих слов. – Экономическая программа партии. Меня впустила консьержка.
– Вижу. Конкретно, что вы хотите?
Девица удивленно подняла брови, и я подумал: неужели папаша не знает, что ее еще можно лупить, как маленькую?
– Ну, у вас есть что-нибудь?
В ее голосе слышалась легкая насмешка. Довольно смазливая девица. В гражданской одежде сошла бы за девушку лет двадцати, но с этими двумя хвостиками на голове, в грубых ботинках, в аккуратной белой блузке, заправленной в длинную синюю юбку, и жакете из коричневой кожи, какую носят члены Лиги немецких девушек, она выглядела не более чем на шестнадцать.
– Я посмотрю и, может быть, найду кое-что, – сказал я.