Джимс и сам едва не оказался во власти неведомых сил, с которыми не мог совладать. В страшном, томительном ожидании прошло не более получаса, но и Туанетте, и Джимсу они показались вечностью. Наконец снова послышались голоса. Теперь их было больше, и звучали они более взволнованно. Но вот, заглушая все прочие звуки, снизу донесся вопль — один из следопытов нашел стрелу Джимса.
Когда Туанетта подняла голову, она не услышала ни единого звука, свидетельствующего о присутствии на вершине холма живых существ, кроме них самих. Вояка глубоко дышал, словно его легкие вот-вот лопнут.
— Слава Богу, они решили, что мы спустились в долину, — сказал Джимс.
Туанетта дотронулась до его руки, давая понять, чтобы он замолчал, и в то же мгновение Джимс уловил звук, который девушка расслышала раньше него. Кто-то находился около их убежища! И не один, а двое! Их голоса звучали глухо, но достаточно громко. Индейцы стояли так близко, что заслоняли свет. Джимс с удивлением услышал язык, которому обучил его Хепсиба Адамс, а вовсе не язык могавков. Он ни минуты не сомневался, что именно могавки — не считая белых пленников и убитого им охотника за скальпами — оставили следы на вырубке Люссана; но сейчас возле их тайника стояли сенеки. Это открытие неприятно поразило Джимса. Он ненавидел могавков, чьи томагавки держали в страхе жителей южной границы, но сенеков, тоже входивших в состав шести союзных племен, он опасался вдвойне: ведь если убийцы-могавки считались волками лесных просторов, то сенеки были помесью лисы и пантеры. Одни подкрадывались к жертве под покровом тьмы и тайны; другие с быстротой молнии наносили смертельный удар и мгновенно исчезали. Он мог провести могавка, но сенеку — никогда.
Джимс слушал разговор двух индейцев, и кровь стыла у него в жилах. Один настаивал на том, что стрела — всего-навсего военная хитрость и беглецы где-то поблизости, другой упорно говорил об огромной каменной пирамиде, — он был уверен, что ее осмотрели недостаточно внимательно. Наконец один из них отправился проверить справедливость своих подозрений. Второй остался на прежнем месте, и ни Джимс, ни Туанетта не слышали, чтобы он шевельнулся. Туанеттой ненадолго овладела мысль, что дикарь приложил ухо к камню и прислушивается к биению их сердец или смотрит в узкую щель, сверля глазами мрак каменного укрытия. Время, казалось, остановилось. Но вот снаружи раздался слабый звук. Металл царапнул о камень — сенека прислонил к валуну ружье; послышались шаги… отдалились, вновь вернулись и замерли около узкой щели, через которую Джимс и Туанетта протиснулись под камни. Джимс затаил дыхание, чтобы в мертвой тишине не пропустить ни одного звука.