Таковы были город индейцев и люди, которые солнечным осенним днем ожидали прибытия Тайоги и его пленников.
Последний день пути казался Туанетте особенно долгим. Начался он на рассвете и, хотя Тайога несколько раз останавливал своих воинов и давал девушке отдохнуть, не закончился с наступлением сумерек. Темнота опустилась прежде, чем отряд подошел к равнине, за которой высился холм. За холмом лежал Ченуфсио. Зарево от огромного костра освещало небо.
При виде этой приметы конца путешествия Туанетта забыла об усталости. Она заметила, что у Джимса отобрали скальп белого могавка, который он прикрывал от нее куском оленьей шкуры. Затем она увидела, что все добытые сенеками скальпы прикрепили к длинному тонкому шесту. Его несли на плечах двое индейцев: скальпы раскачивались, и волосы одного из них свисали почти до самой земли.
Отряд во главе с воинами, несущими скальпы, поднялся на холм, и все посмотрели вниз, на долину, где лежал Ченуфсио.
В миле от города, в большой дубовой роще около реки, горело несколько десятков костров. Вокруг них царила глубокая тишина. Туанетта стояла, прижавшись к Джимсу; сердце ее сильно билось, но не от утомительного подъема на холм. Казалось, из долины, погруженной в таинственное, благоговейное безмолвие, веяло едва уловимое дыхание. Дыхание жизни… и смерти. За этим безмолвием скрывались бьющиеся сердца, испытующие взгляды притихших живых существ, невидимых на таком расстоянии. Только костры говорили о бьющей ключом жизни. Невидимые руки подбрасывали в них топливо — оно служило нотами огненной симфонии: смолистые хвойные ветки взвивали крещендо искр, а бревна лиственных деревьев, выловленные из реки «, держали ферматы относительно устойчивых островков света. Туанетте не были видны собравшиеся вокруг костров люди. Вместе с Джимсом она стояла у черты, за которой кончался их мир. Она готовилась к этому — часу и ждала всего, но только не угрожающей тишины, походившей на смерть, которая высовывает голову из преисподней.
Внезапно тишина была нарушена. Высокий человек взгромоздился на скалу и закричал. Голос его постепенно разрастался и заполнял всю долину. Туанетта никогда не слышала, чтобы человеческое горло издавало такой крик. Он обладал редкой полетностью, чистотой, глубиной и силой звучания и, казалось, мог преодолеть любое расстояние. В голосе, прорезавшем тишину, обитала душа Бога. Туанетта пыталась сквозь тьму определить, кому принадлежит этот голос. Вдруг у нее занялся дух: на скале стоял Тайога.
Но вот крик смолк, и внизу поднялся невообразимый шум. Все те, кто, сковав уста молчанием, ждали, когда с вершины холма прозвучит голос Тайоги, внезапно пробудились к жизни; и это пробуждение очень напоминало безумие. Мужчины издавали воинственные кличи, дети визжали, женщины кричали от радости. Зажгли смоляные факелы, и все жители города огненным потоком устремились в ночь.