— Господи помилуй! Но Джордж, Брайан не такой. Что ты мелешь?
— Он мог оступиться, — сказал Пит.
— Упал и покалечился.
Клод Жобер развил это предположение:
— Упал, головой ударился, крикнуть не сумел, а мы так спешили сюда, что ничего неладного не заметили.
Харри все еще отказывался верить в сам факт пропажи человека.
— Такое бывает, — настаивал Пит.
С сомнением в голосе Харри сказал, не став спорить:
— Наверно. Ладно, нормально, значит, мы выходим и ищем. Мы с тобой, Пит. На двух снегоходах.
Роджер выступил вперед.
— Я с вами.
— Довольно будет двоих, — отмахнулся было Харри, торопливо возвращая свои очки на глаза.
— Я настаиваю, — не успокаивался Брескин. — Видишь ли, меня это все особенно касается. Весь сегодняшний день этот Брайан вел себя на льду просто по-геройски. Не задумываясь полез в пропасть, когда надо было вытащить свалившегося с утеса Джорджа. Сам я дважды бы подумал, прежде чем пойти на такое дело. А он — ничего. Просто взял и пошел. И я знаю: попади я в беду, он точно так же, не колеблясь, кинется на выручку. Это для меня ясно, как божий день. Потому тебе придется считаться с моей волей, хочешь ты того, или нет.
Харри просто не мог вспомнить другого такого случая, когда бы Роджер Брескин произносил речи, да еще такие длинные. Ну, что ж, красноречие помогло.
— Ладно, давай.
* * *
Кок корабельного камбуза был самым драгоценным сокровищем подлодки «Илья Погодин». Его отец работал шеф-поваром в ресторане гостиницы «Националь», и от своего отца здешний кок перенял колдовское искусство кулинарии, творя с пищей такие чудеса, что новозаветный рассказ о насыщении многих тысяч людей пятью хлебцами и несколькими рыбками казался повестью о заурядном и ничем не примечательном трюке. Стол «Ильи Погодина» славился на весь подводный флот.
Кок как раз принялся готовить рыбную селянку[14] — такова, решил он, будет первая перемена вечернего стола. Белая рыба. Лук. Лавровый лист. Яичные белки. Аромат, шедший из камбуза, уже заполнил центр дальней связи, а теперь дошел и до рубки управления.
На пороге Горова повстречал чуть ли не бросившийся к нему Сергей Беляев, вахтенный офицер, руководивший погружением.
— Капитан, помогите вразумить Леонида. — Тут он показал на молодого матроса, того самого, что следил за световыми индикаторами аварийной сигнализации на борту.
Горову некогда было разговаривать, но и дать знать Беляеву, что его капитан встревожен, тоже было нельзя.
— Что стряслось-то?
Беляев скорчил уморительную рожу.
— Леонид пойдет за стол в первую смену, а я буду есть — только в пятую.