Горов сказал:
— Не имеет значения мое мнение о покойном президенте другой страны. Тем более что я могу с чистым сердцем отдать должное семейству Дохерти: они переносили свое горе с твердостью и достоинством. Очень впечатляюще.
Жуков с готовностью кивнул.
— Заслуживающее всяческого уважения семейство. Да, это очень печально.
У Горова было такое ощущение, что он обходится со своим первым помощником как с каким-то мудреным музыкальным инструментом. Итак, он уже настроил этот музыкальный инструмент. Теперь надо было побудить Жукова к воспроизведению очень сложной мелодии.
— А отец этого парня — сенатор, так, кажется?
— Да, и у него немалый авторитет. И влияние, — подтвердил Жуков.
— И ведь в этого Дохерти тоже, кажется, стреляли?
— Да, было еще одно покушение.
— Видите, что творит американский строй. И вы думаете, что эти Дохерти — пылкие американские патриоты? После всего, что с ними сделала родина?
— Все Дохерти — большие патриоты, — сказал Жуков.
Поглаживая аккуратную бородку, Горов медленно, как бы подыскивая точные слова, произнес:
— Должно быть, непросто этому семейству хранить верность и любовь к родине, расправляющейся со своими лучшими сыновьями.
— О чем вы говорите? Разве это народ виноват? Вся страна? Да нет, это происки кучки реакционеров. ЦРУ, наверно, руку приложило. А американский народ тут ни при чем.
Горов сделал вид, что задумался. Потом, после подчеркнуто глубокомысленной, длившейся с минуту паузы, заговорил:
— Видимо, ваша правда. Из прочитанного на этот предмет я уяснил, что американцы как будто и в самом деле очень уважают клан Дохерти и сочувствуют им.
— Конечно. Что еще может снискать уважение, как не любовь к родине в бедственный час? Нет ничего затруднительного в любви к родине во времена благополучия и изобилия, когда ни от кого не требуется жертвы.
Мелодия, которую замыслил сыграть Горов, применяя в качестве музыкального инструмента своего первого помощника, выходила как нельзя лучше, без единой фальшивой ноты, и капитан, радуясь про себя, едва не заулыбался. Однако сдержав себя, он поостерегся раскрывать свои чувства, вместо этого вновь углубившись в эджуэйскую распечатку. Потом, наконец, отложив пачку листов, сказал:
— Да, какой шанс для России...
И, как и рассчитывал капитан, Жуков не сумел понять смысл этих слов.
— Шанс? Для России?
— России представилась возможность продемонстрировать добрую волю.
— Да?
— В трудное для нас время Россия-матушка отчаянно нуждается в хорошем к себе отношении со стороны. Как никогда, быть может. За всю историю. А если она покажет благонамеренность свою, то можно рассчитывать на приток помощи из-за рубежа, на торговые преференции, как знать, возможно, даже на сотрудничество в военной области. Может, она добьется и важных стратегических уступок.