— За что? — удивилась Гленда. Она держала его руку, и он был рад этому.
— Не издевайся, — сказал он. — Ты ожидала большего.
— Правда? — спросила она, приподнимаясь на локте и вглядываясь в него сквозь полутьму. — Если это и так, то ты тоже ожидал большего. Исходя из твоей логики, это я должна извиняться.
Его отношение к словам Гленды оказалось двояким: он оценил ее стремление пощадить его чувства и попытку развеселить его, но ему хотелось быть униженным. Он и сам не понимал, откуда такое чувство.
— Ты ошибаешься, — возразил он, — на самом деле я вовсе не ожидал большего.
— Да?
— Я не могу, — сказал он. — С тех пор как... как вернулся из Вьетнама. — Он никогда не рассказывал историю своей импотенции никому, кроме доктора Ковела, и теперь, похоже, решил воспользоваться ею, чтобы Гленда дала выход презрению, которое она сдерживала.
Она придвинулась ближе, снова приподнялась и начала нежно приглаживать его волосы:
— Паршиво, конечно, но это не самое главное. Ты же все равно можешь остаться на ночь, разве нет?
— После этого?
— Говорю же, это не главное, — отрезала она. — Ведь просто приятно, когда кто-то спит рядом, когда кровать теплая. Верно?
— Верно, — согласился он.
— Проголодался? — спросила она, меняя тему прежде, чем он найдет предлог продолжать разговор. — Давай-ка сообразим омлет.
Он удержал ее за руку и попросил:
— Подожди немного.
Они лежали рядом, тихо, как будто к чему-то прислушиваясь. Перестав плакать, он позволил ей зажечь свет, и они отправились в кухню.
* * *
Утром за завтраком Чейз сказал:
— Если бы я... если бы мы ночью занимались любовью, это было бы нормально для тебя?
— То, что мужчина остался на ночь после первой встречи? — спросила она.
— Ну да.
— Нет, не нормально.
— Но такое случалось раньше? Она макнула тост с маслом в остаток яичного желтка и призналась:
— Два раза.
Он доел яичницу и взялся за кофе:
— Жалко...
— Прекрати, — сказала она, и в ее тихом голосе послышалась необычная решимость. — Ты прямо мазохист.
— Может быть.
Она откинулась на спинку стула, закончив завтракать.
— Но ты бы хотел, чтобы я сказала, будто ты особенный, хотя у нас ничего и не получилось.
— Нет, — сказал он. Она улыбнулась:
— Не правда, Бен. Ты хочешь, чтобы я сказала, как необыкновенно все было, но ты мне не поверишь, если я скажу: именно так все и было.
— Да как могло так быть? — удивился он.
— Так и было, — подтвердила она и покраснела; он счел это смущение одновременно старомодным и очаровательным в такой эмансипированной женщине. — ,Бен, ты мне очень нравишься.
— Возможно, ничего хорошего не было, — сказал он. — Просто непривычно.