— Тогда вы все равно молодец, — сказал Азанчеев. — Обладать такой незаурядной памятью...
— Ах, Виктор Кириллович, — вздохнул я, — ведь если взглянуть пристальней, незаурядность — это вообще врожденное свойство моей натуры... Кстати, Виктор Кириллович! Это верно, что вас демобилизовали с «Ил-двадцать восьмого»?
— Верно, — сказал Азанчеев.
— А за что?
— Бестактность — тоже свойство незаурядной натуры? — спросил Азанчеев.
Наверное, мне нужно было что-то ответить Виктору Кирилловичу, извиниться, но в эту секунду я вдруг понял, о чем напишу в Москву Лене. Я напишу ей, что так хочу увидеть ее, как никогда ничего в своей жизни не хотел. Вот возьму и напишу так. Слово в слово...
И стали мы с Димкой ходить в обычные рейсы. То с пассажирами, то с почтой, то с грузами.
Я медкомиссию жду. По вечерам снова учим с Надеждой таблицу проверки зрения. Я, как всегда, сижу на стуле, прикрыв один глаз ладонью, а Надя стоит у таблицы с указкой в руке и спрашивает:
— Где разрыв кружочка?
— Слева, — отвечцю я.
— Правильно, — говорит она. — А здесь?
— Сверху, — отвечаю.
— Правильно. Какая буква?
— «Эн»... То есть «эм»!..
— То-то же. А эта?
В такой вот момент однажды раздался звонок в прихожей.
Надя сняла таблицу со стенки и положила ее в шкаф. Звонок прозвенел еще раз.
— Да спрячь ты указку куда-нибудь! — разозлился я.
— Держи, — Надя сунула мне ее в руки и пошла открывать дверь.
Я метнулся к постели и запихал указку под покрывало.
— Меня нет дома!.. — предупредил я Надю.
Слышно было, как она открыла дверь. Кто-то поздоровался с Надей, что-то спросил, и Надежда что-то ответила.
Сижу на стуле, как щенок нашкодивший, нервы натянуты, курю. Интересно, думаю, долго я еще вот так по углам прятаться буду?
Слышу, дверь захлопнулась. Вошла Надя.
— Дима Соломенцев приходил. Я сказала, что ты спишь...
— Ах ты дьявол!.. — огорчился я. — Я не знал, что это Димка. Нужно было позвать его.
— У тебя семь пятниц на неделе.
— У него, наверное, денег нет. Профукался и теперь зубами щелкает.
— Что он, у меня не мог попросить? — обиделась Надя.
— У тебя он не спросит.
— А у тебя спросит?
— А у меня спросит! — Я вдруг почувствовал, что сказал это с какой-то гордостью. Будто я, старый дурак, у этого пацана заработал доверие. Мне даже неловко стало, и поэтому я тут же насыпался на Димку: — Как это можно: в двадцать лет такие деньги получает и никогда до зарплаты дотянуть не может! И главное, не пьет! Куда он, спрашивается, тратит?..
— Ты у нас очень правильный, — ехидно сказала Надежда. — Не помнишь, как в шестьдесят восьмом мы с тобой в Гаграх полторы тысячи за месяц спустили? Как ты потом по Адлерскому аэропорту бегал, знакомых по всем экипажам искал, когда у нас двадцати рублей на мой билет не хватило? Это ты помнишь?