— Ну, валяй, говори, чего у тебя там, — добродушно ответил Заикин и сделал рукой знак шоферу.
Шофер завел мотор, и под грохот стреляющего двигателя вечно нетрезвый, помятый франтик в соломенном канотье, с дешевой черноморской тросточкой в руках вдруг серьезно и грустно спросил:
— Во Францию и вправду едете?
— Еду, браток, — польщенно ответил Заикин.
Франтик поковырял тросточкой старенький лакированный штиблет, поднял на Заикина печальные глаза и с отчаянной решимостью сказал почти шепотом:
— Иван Михайлович, возьмите меня с собой!
— Это еще зачем? — удивился Заикин.
— Но вам же нужен будет в Париже хоть один одессит! — со страстной убежденностью, торопливо сказал франтик. — Вы же там с тоски сдохнете! Что они у себя понимают? С кем вы там будете говорить за Одессу?..
* * *
Вшестером сидели за большим круглым столом: толстые, похожие друг на друга братья Пташниковы — Анатолий Васильевич, Николай Васильевич и Иван Васильевич, их мать — Анна Ивановна, маленькая добрая старушка со святыми глазами, и брат покойного мужа Анны Ивановны, дядя трех братьев — Дмитрий Тимофеевич Пташников — поджарый умный мужик в дорогой купеческой поддевке. Между ним и Анной Ивановной, истинными хозяевами дома, сидел Иван Михайлович Заикин.
— Кушайте, Иван Михайлович, кушайте, голубчик вы наш, — ласково говорила Анна Ивановна, — с грибочками кушайте...
— Благодарствую, матушка Анна Ивановна, — растроганно отвечал Заикин.
— Господи, — вздохнул Дмитрий Тимофеевич, и глаза его затуманились. — Не в пример кому нибудь... — Он посмотрел на племянников. — Нынче примеры праведные никого не питают и никому не нужны, но вот матушка ихняя, жена моего брата покойного Василия, не даст соврать. Как мы простыми коробейничками, втроем с Аннушкой, голью перекатной в Одессу прибыли...
На глазах Анны Ивановны показались слезы умиления.
— От Херсона до Николаева все ножками да ножками, лоточки на шею и: «Покупайте, люди добрые, ниточки да иголочки, колечки медные да сережки дешевенькие!» Где недоспишь, где недоешь... А потом у братца с Анной Ивановной вот эти чада любезные пошли.
Дмитрий Тимофеевич усмехнулся и кивнул на скучавших племянников, а матушка Анна Ивановна посмотрела на своих сыновей с ласковой всепрощающей любовью.
— Эвон в каких боровков вымахали, — жестко сказал Дмитрий Тимофеевич и тут же мягко продолжил: — Ну, да слава Господу, нынче по всему Югу склады мануфактурные оптовые, магазины, служащих одних сот несколько наберется. Все для них, для наследничков, для деточек наших. — Дмитрий Тимофеевич почти ласково посмотрел на своих племянников. — Чтоб они, не в пример нам, ручки не утруждая, могли б с мильёнами обращаться. Потому как жить надо для будущего. А будущее — это детки наши любезные...