— А вы думаете, старый Прескот уйдет с холма, пока у него есть хоть зернышко пороха? Нет, нет, майор Линкольн, в храбрости он может поспорить с самим Ральфом, а Ральфа ничем не испугаешь!
— Но, если они начнут часто палить из пушен, их не большого запаса пороха ненадолго хватит и им поневоле придется отступить.
Джэб презрительно рассмеялся:
— Да, если б массачусетцы были так же глупы, как королевские войска, и стреляли из больших пушек. Но пушкам колонистов надо лишь самую малость серы, да их не больно много. Пусть только королевские солдаты сунутся на Бридс, народ научит их уважать законы!
Узнав от дурачка все, что было возможно, о численности и вооружении американцев, Лайонел не стал терять драгоценные минуты на пустые разговоры и, велев Джэбу зайти к нему вечером, расстался с ним. Вернувшись домой, Лайонел заперся у себя в кабинете и несколько часов писал и разбирал бумаги. Одно письмо доставило ему особенно много труда. Он писал, рвал начатый диет, брал новый по крайней мере раз пять пли шесть, прежде чем запечатать, а конверт надписал с какой-то даже небрежностью, показывавшей, что терпение его иссякло. Затем письма были вручены Меритону с наказом доставить их адресатам, если до утра не последует другого распоряжения. И только тогда молодой человек наспех проглотил давно дожидавшийся его не слишком обильный завтрак.
Пока Лайонел сидел запершись в кабинете, он несколько раз откладывал перо и прислушивался к проникавшему в комнату шуму, который говорил о том, что волнение успело распространиться по всему городу. Покончив наконец со всеми делами, он взял шляпу и быстрыми шагами направился к центру.
По мостовой с грохотом катили пушки, за ними двигались повозки с боевыми припасами и спешили артиллерийские офицеры и прислуга. Мчались галопом адъютанты с важными донесениями, то и дело из какого-нибудь дома выходил офицер, на мужественном лице которого гордость боролась с унынием, когда, обернувшись, он ловил на себе сокрушенный взгляд провожавших его удаляющуюся фигуру прелестных глаз, обычно встречавших его с доверием и любовью. Впрочем, Лайонелу некогда было размышлять над этими мельком замеченными грустными сценками, слишком красочным и оживленным было окружающее зрелище.
Время от времени звуки военной музыки вырывались из-за поворотов причудливо изгибавшихся улиц и какой-нибудь батальон дефилировал мимо, направляясь к назначенному для переправы месту. Лайонел на мгновение задержался на перекрестке, любуясь твердой поступью отряда гренадеров, и вдруг увидел могучую фигуру и суровое лицо Макфьюза. Капитан маршировал впереди своей роты с важностью, доказывавшей, что для него четкий шаг немаловажная вещь. Неподалеку от него крутился Джэб Прей, взиравший на стройные ряды с немым восхищением; уши дурачка бессознательно впитывали воодушевляющую музыку оркестра, и он старался идти в ногу с солдатами. За бравыми гренадерами показался батальон, который, как увидел по нашивкам Лайонел, принадлежал к его полку. Во главе колонны шел добряк Полуорт. Помахав рукой, он крикнул приятелю: