Часто говорит о справедливости, но тоже пока ограничивается лишь общего характера предостережениями («несправедливость — это порок, грозящий разрушить не только науку, но и государство») и увещеваниями. И конечно, не устает повторять, что «без науки и просвещения самостоятельность страны по многим неизбежным естественным причинам пойдет на убыль», что налагает особую ответственность на деятелей науки и на тех, кто о них пишет...
Кто о них пишет... С некоторых пор «о них» стали писать часто, даже слишком, и порой не совсем объективно. Списки кандидатов публикуются в газетах, и достоинства каждого публично обсуждаются — это демократическое новшество не могло не быть одобрено всеми. Совершенно естественно, тщательнее других достоинства и недостатки кандидатов позволяли себе разбирать ленинградские газеты — академия, хоть и приобрела статус общесоюзного научного учреждения, находилась все-таки в городе на Неве. Нередко вместо кандидата в поле зрения журналистов попадал старый академик: толковались (подчас вульгаризаторски) его труды, его личные даже качества и привычки, например, религиозность; разумеется, к подобного рода вещам надо было подходить с особой деликатностью, учитывая солидный возраст, факторы воспитания и прочее.
Однажды в профсоюзном бюро состоялось бурное заседание, на котором присутствовал и президент. Некий молодой человек, вдохновленный, по-видимому, поспешными журналистскими выступлениями, произнес неуважительную по отношению к старым академикам речь, весьма к тому же растянутую — она закончилась поздним вечером. Александр Петрович не поленился наутро представить написанную ночью записку, которую начинает с сожаления, что не смог сразу же вчера и ответить, поскольку был крайне утомлен. «Я лично встал в 5. С 6 до 12 1/2 был занят беспрестанно».
Задет принцип преемственности традиций, по его мнению, наиважнейший — он рьяно его защищает. «Такие выступления гибельны для того учреждения, в котором я имею счастье и честь служить, как полагаю, на истинную пользу нашей страны». Вновь он обращается к понятию справедливости и дает поразительное тавтологическое и вместе с тем наглядное определение: «Справедливость не есть добродетель, но лишь отсутствие страшного порока — несправедливости, который может погубить все — и семью и государство...»
«...Бюро с самого начала приняло на себя распорядительную роль, ему ни в коем случае не принадлежащую. Теперь оно выступает в роли чтеца и исследователя чужих мыслей... Бюро считает возможным судить не только о результатах работы того или иного ученого, но и делать ему допрос о его настроениях, взглядах, верованиях и пр. ...Если испытуемый заявляет себя верующим (а это обстоятельство никакого отношения к его научной деятельности не имеет) и признает, что несть власти аще не от Бога (да не будет взято под подозрение, что слово Бог в противность чьему-то распоряжению пишу грамматически правильно, как имя собственное, хотя бы и относимое к воображаемому предмету, подобно тому, как слова Иегова, Аллах, Перун, Юпитер, Венера, пишу с большой буквы. Слово «боги», как нарицательное, конечно, пишу с маленькой буквы), то таким заявлением гарантирует, что ничего против власти им делаться не будет. Человеческое достоинство не позволяет не только ученому, но и всякому уверенному в своей честной работе лицу относиться дружелюбно и без протеста к таким допросам...»