Эти загадочные слова остались в памяти Перегрина, чтобы дать всходы тогда, когда он меньше всего этого ожидал. Он обдумывал их снова и снова, хотя умнее от этого вроде бы не становился. Впрочем, слишком много думать у него тоже не получалось, ибо Адам то и дело подбрасывал ему новые упражнения.
Погода после ленча прояснилась, так что они прошлись пешком до Принсесс-стрит-гарденз, где Адам заставил его рисовать случайных прохожих, то прислушиваясь к своим глубинным впечатлениям, то сознательно ограничиваясь пределами физического зрения. На следующий день задачи усложнились: Адам взял его с собой на обход в Джорданберн, где двое пациентов дали согласие позировать.
На этот раз Перегрин получил указания отметать все физические резонансы, которые он мог бы уловить – будь то резонансы их прошлых жизней или нынешних физических отклонений, – и сосредоточиться только на внешности. Вопреки ожиданиям, задача оказалась не такой сложной. Вместо того чтобы пытаться изгнать уже привычные наслоения картин-призраков, Перегрин научился просто смотреть сквозь них, обостряя свои взгляд художника с помощью специальной дыхательной методики, которой научил его Адам. Тревожащие образы почти мгновенно растворились перед его взглядом, не мешая сосредоточиться на физических аспектах своих моделей.
Как следствие, выполненные им по этим требованиям портреты отличались четкостью изображения и выразительностью, которые так восхищали Адама в ранних работах Ловэта. И в то же время в них начисто отсутствовала избыточная мистика, которая доминировала в портрете леди Лоры.
– Отлично! – вскричал Адам, изучая портреты вечером того же дня. – Вот видите, вы можете заглушить особое видение, если вам этого хочется, и вам не нужно позволять ему командовать собой. Я верю, что вы на верном пути к овладению своими способностями.
Однако подлинное испытание вновь обретенного контроля над талантом Перегрин пережил в пятницу, когда он сопровождал Адама в Кинтул на похороны леди Лоры.
Служба состоялась в деревенской церкви. Хотя Хэмфри привез их раньше условленного времени, в церкви Адам с Перегрином обнаружили, что вся она заполнена теми, кто пришел отдать дань уважения покойной. К счастью, для них были зарезервированы места недалеко от алтаря, прямо за местами членов семьи Кинтул. Под меланхоличный аккомпанемент органа слуга провел их по центральному проходу и налево.
Адам преклонил колена в короткой молитве, и Перегрин повторил его движения, хотя это было ему непривычно: в церкви его детства на колени не становились. Впрочем, ему сделалось неуютно вовсе не из-за этого. Сам воздух словно был наэлектризован от сдерживаемых эмоций, церковь сразу показалась слишком маленькой, чтобы вместить всех присутствующих. И хотя здесь было тепло, Перегрина вдруг пробрал озноб.