В целом этот тихий город производил очень приятное впечатление. Если бы не раны, нанесенные ему в некоторых местах войной, он выглядел бы вполне мирно. По улицам шли обычные прохожие, бегали дети, вдоль обочин дорог стояли немногочисленные легковушки. Раза два прозвякал трамвай, с трудом вписываясь в крутые повороты.
Когда машина остановилась, Ротманн внимательно осмотрел пустынную улицу и сделал знак выходить. Прежде чем зайти в один из домов, они медленно, словно прогуливаясь, прошагали еще чуть ли не целый квартал. Внезапно эсэсовец открыл какую-то дверь и втолкнул Антона внутрь.
— На третий этаж, — скомандовал он и стал быстро подниматься первым.
Поздно вечером того же дня Ротманн пришел снова.
— Ну, как устроились? — спросил он, усаживаясь в небольшое потертое кресло у окна.
— Спасибо, гораздо лучше, нежели в вашем подвале, — ответил Антон и по-хозяйски предложил чаю.
— Нет времени.
Ротманн закурил, посмотрел на часы и, немного помолчав, спросил:
— Есть у вас какие-нибудь свежие мысли?
— Вы знаете, есть…
В это время они услышали шаги и в дверь постучали условным стуком.
— Это Юлинг, — сказал Ротманн и пошел открывать.
Это действительно был Юлинг. Войдя, он поздоровался и отнес на кухню довольно большой сверток.
— Там еще кое-какие продукты, причем капусты среди них нет. Я проверил, — сказал он, вернувшись.
— Большое спасибо.
— А теперь новости. — Юлинг уселся прямо на кровать и достал из кармана конверт. — Я тоже получил письмо. Буквально полчаса назад. Это ответ на мой запрос по поводу Гельмута Формана и его отца.
— Конечно, всё подтверждается, — произнес Ротманн стоя в дверях и разминая в пальцах сигарету.
— Да нет. Не всё. И даже очень не всё!
Ротманн выругался и вернулся на свое прежнее место на кресле.
— Опять сюрпризы.
— Во-первых, здесь говорится, что Гельмут Форман сменил фамилию на Баер, — Юлинг посмотрел поочередно на обоих собеседников, — а во-вторых, он был-таки принят в ряды СС в ноябре 1940 года. Каково!
— Что же это означает? — поинтересовался Ротманн.
— Подожди, Отто. В конце того же сорокового года его призвали в вермахт. Тогда, как ты помнишь, еще была такая практика. Несколько месяцев в армейском учебном лагере, и новобранец возвращался полноправным солдатом СС. Так вот. Пока он был там, вдруг выясняется, что родословная не обеспечивает нашему Гельмуту необходимой чистоты крови. Нашли какие-то бумаги, и оказалось, что он, благодаря своим предкам, из второй, фалической, группы слетает сразу в четвертую. Избыток альпийской крови, черт бы побрал этих профессоров! Но это было начало сорок первого года. Все строгости продолжали соблюдать. В итоге Гельмута вычеркивают из СС и оставляют в армии, где он попадает в пехоту, и в сорок третьем году сам Гюнтер фон Клюге вешает ему на шею Рыцарский крест. Так что с 1941 года всё более или менее совпадает с его словами и солдатской книжкой. Что же до членства в СС, то эти записи могли просто вымарать из его личных документов, сохранив только в досье. Вот теперь всё.