— Что я получу за это? — спросил матрос с глупо-важным видом, обращаясь ко всей компании в целом.
— Пинок в задницу! — заорал кто-то в толпе.
Матрос грустно покачал головой, а все захохотали, даже толстая служанка, которая вытягивала шею, чтобы увидеть, чему смеются люди, и нечаянно взвизгнула от смеха, но тотчас, смутясь, умерила свое веселье, выразив его только скромным покашливанием.
Теперь наступила очередь Мэтью, и хотя шары занимали выгодное положение, он начал игру очень осторожно, сделав три легких карамболя и пройдя мимо красного. Затем он начал загонять в правую среднюю лузу ряд красных так ловко, что при каждом ударе шар медленно, с безошибочной точностью возвращался в нужное положение под серединой стола. Толпа, притаив дыхание, с глубоким и почтительным вниманием следила за ним. Под ярким светом ламп его пухлые белые руки скользили по гладкому сукну, как светлые амебы в зеленом пруду. Его прикосновения к кию были так же легки и осторожны, как прикосновения женщины. Виски сделало его твердым, как скала. Он переживал величайшее счастье, какое могла ему дать жизнь: возможность показать множеству толпившихся вокруг людей свое замечательное хладнокровие и ловкость в игре, быть предметом всеобщего восхищения и зависти. Их лесть давала пищу его суетному тщеславию.
Когда он сделал тридцать девять, он важно прервал игру, снова намелил кий и, демонстративно пренебрегая шаром, который выгодно стоял над самой лузой, занялся длительной и трудной задачей сделать бортовой карамболь. Ему это удалось, и тремя быстрыми последовательными ударами он довел число выигранных им очков до пятидесяти. Раздалась целая буря одобрительных восклицаний.
— Продолжайте, сэр! Не бросайте игру! Покажите, сколько вы можете еще сделать!
— Кто этот человек? Да он настоящее чудо!
— Ставьте пинту пива, мистер! Такой успех надо спрыснуть!
Но Мэтью с высокомерной небрежностью отказался продолжать игру, положил в карман свой выигрыш и бросил кий на подставку: завоевав себе такую блестящую репутацию, он боялся ее испортить. Все окружили его, хлопали по плечу, толкали Друг друга, стараясь пробраться вперед, чтобы пожать ему руку, а он упивался своей популярностью, смеялся, жестикулировал, как и они, болтал со всеми. Его побежденный противник, которого с трудом удалось убедить, что игра кончена, не выразил никакого сожаления и с пьяным добродушием обнял Мэтью рукой за плечи.
— Видал, красавчик, какой я сделал ход, а? — твердил он. — За такой удар можно заплатить фунт! Не жалко и пяти фунтов. Так и резанул — как настоящий норд-ост, ей-богу! Уж я мастак так мастак! — И он вызывающе огляделся кругом, как бы ожидая, не вздумает ли кто возражать.