Минуты две мы почтительно молчали. Потом я сказал:
— Пишущая машинка — это ваш самый главный козырь, не так ли? Выяснить по ней, кто писал письма, в таком маленьком городке, как Лимсток, не должно представлять труда.
Инспектор Грейвс печально покачал головой:
— Вот тут вы ошибаетесь, сэр.
— Найти пишущую машинку, — сказал Нэш, — оказалось даже слишком легко. Это старая машинка в канцелярии мистера Симмингтона, которую он подарил Женскому союзу, а там она доступна кому угодно. Все местные дамы бывают в Союзе чуть не каждый день.
— А удалось выяснить, насколько профессионально пишет она на машинке? Какой у нее удар — кажется, так это называют?
Грейвс снова кивнул:
— Да, выяснить это не так сложно — однако все адреса отстуканы на машинке одним пальцем.
— Значит, кто-то, не слишком знакомый с этим детом?
— Ну, не обязательно. Может быть, кто-то, умеющий писать на машинке, но не желающий, чтобы об этом узнали.
— Похоже, что, кто бы там ни писал эти анонимки, он прошел огонь, воду и медные трубы, — медленно проговорил я.
— Что верно, то верно, — согласился Грейвс. — Знает все наши финты.
— Гм… Ни об одной из здешних дамочек я бы этого не подумал, — удивился я.
Грейвс откашлялся:
— Я, возможно, выразился недостаточно точно. Эти письма писала какая-то образованная женщина.
— Что же, леди?
Это вырвалось у меня помимо воли. Я уж, наверное, годы не употреблял этого слова, но сейчас оно сорвалось у меня с губ автоматически как отголосок давно минувших дней. Я словно снова услышал бабушку, с оттенком невольного презрения говорящую кому — то: «Но разумеется, дорогая моя, ведь она же не леди!»
Нэш сразу же понял меня. Слово «леди» и для него еще что-то значило.
— Не то чтобы непременно леди, — сказал он, — но определенно и не обычная деревенская баба. Те по большей части почти неграмотные, не знают орфографии и, наверняка, не умеют внятно выражать свои мысли.
Я молчал, для меня все это было шоком. Городок так невелик. Подсознательно я представил себе писавшую эти письма похожей на миссис Клит, местную «колдунью» — озлобленной, ехидной, немного трусливой женщиной.
Симмингтон высказал вслух то, что я только думал.
— Этим круг подозреваемых лиц, — резко проговорил он, — суживается до какого-нибудь десятка человек во всем городке. В это я не могу поверить! — Принужденным тоном, со взглядом, устремленным прямо перед собой, словно ему был неприятен звук собственных слов, он продолжал:
— Вы слышали, — что я говорил во время следствия. Если вы думаете, что это говорилось только для того, чтобы сохранить чистой память о моей покойной жене, то ошибаетесь. Я хочу еще раз повторить, что в письме, полученном ею, — я в этом твердо убежден — не было ни единого слова правды. Я знаю, что это была ложь. Моя супруга была крайне чувствительной.., и.., гм.., да, в определенных отношениях очень стыдливой женщиной. Такое письмо было для нее страшным ударом, а нервы у нее были далеко не в порядке. Грейвс ответил без колебаний: