— Ллойду приходилось распутывать финансовые ситуации и посложнее. Он занимается этим многие годы и всегда прекрасно ладил с людьми. Я гарантирую вам, что он никогда не решится на убийство человека, который собирался ему в чем-то воспрепятствовать.
Траск умолк, задумчиво созерцая струи фонтана.
— Знаете, — произнес он в конце концов, — самое главное состоит в том, что они были правы. Оба.
— Что значит правы? — удивилась Алекса.
— Прекратив финансовую поддержку отцовского проекта с перестройкой особняка, Кеньон и Гатри оба были правы. Потому что, если бы вовремя не забрали свои деньги, то потеряли бы их обязательно.
Алекса не знала, что сказать, — столько в его голосе было боли и горечи.
— Понимаю, — пробормотала она наконец. Траск поставил ногу на край фонтана и, наклонившись вперед, пристально смотрел на пенящуюся воду.
— Помните, я говорил вам, что мой отец был большой мечтатель?
— Помню.
— Так вот, когда дело доходило до практической реализации, он почти всегда пасовал. Проект перестройки особняка с самого начала был обречен на провал. Там не было достаточного оборотного капитала и вообще все было организовано из рук вон плохо. Но папа не слушал…
Он внезапно замолк и сжал пальцы в кулак.
— Он не слушал ваших доводов? — догадалась Алекса.
— Да. Он был одержим этим проектом и совершенно не видел реальности.
— И вы говорили ему об этом?
— Я спорил с ним до хрипоты. А он упирал на то, что я слишком молод, что мне всего двадцать три года, что я ни черта не понимаю и так далее.
— То есть к вашим советам он так и не прислушался.
Траск медленно повернул голову. В его глазах было столько боли.
— Последний наш разговор был самым тяжелым. Вернее, это была ссора, грубое и неприятное выяснение отношений. Но в этот раз все сложилось много хуже, чем бывало прежде. Много хуже, чем когда я отказался играть за команду колледжа, хуже, чем когда он взял деньги, которые мама откладывала на учебу Натана, и вложил в провальный проект парома.
Алекса молча наблюдала за его лицом.
— В тот вечер я мобилизовал всю свою логику, — тихо продолжил Траск. — Я сказал, что этот проект нас разорит, умолял его законсервировать работы, просил подумать о будущем Натана. Отец пришел в ярость. Он крикнул, что я сопляк и не вижу дальше своего носа. А затем бросил трубку.
— Что значит в тот вечер? — Алекса подалась вперед. — Вы хотите сказать, что разговор у вас с ним был в тот самый вечер, когда он погиб?
Траск прикрыл глаза. Она понимала, что он сказал намного больше, чем намеревался.
— Всего через три часа после того, как я положил телефонную трубку, позвонили из полиции Авалона и сказали, что мой отец сорвался на машине в Авалонский обрыв.