Или она сочиняет новые строфы своей «Таинственной леди»?
Он еще несколько минут смотрел на нее, говоря себе, что надо уходить. Однако не шевельнулся и не отправился в обратный путь через лес к дому Гиллингемов, пока Эмили не отложила наконец перо. Потом она взяла свечу, чтобы посветить себе на лестнице, и вышла из комнаты.
Теперь в библиотеке было темно.
Саймон вдруг очнулся, понял, что по-прежнему стоит и смотрит в окутанную мраком комнату, и усилием воли заставил себя оторваться от окна и вернуться к Гиллингемам.
Он так и не увидел то, ради чего приходил сюда. Дух отца, который должен был обитать в библиотеке, изгнан рыжеволосой зеленоглазой Титанией, восседавшей за их старинным письменным столом.
Всю следующую неделю Эмили словно витала в облаках. Никогда еще стихи не сочинялись так легко. Все, к чему бы она ни прикоснулась и что бы она ни увидела, вызывало у нее прилив вдохновения. Особенно Саймон. А с ним Эмили виделась часто.
Она понимала, что облако, на котором она в восторге качается, скоро развеет ветер и она больно ударится, упав на землю. Но она решила наслаждаться своим полетом как можно дольше. Она буквально впитывала в себя новые дивные ощущения, словно для того, чтобы их хватило на всю жизнь.
Эмили была влюблена, и ее возлюбленный сумел оказаться всюду, где она появлялась в эту неделю.
В субботу вечером она встретила Саймона у Хаттерсейгов, где собрались поиграть в карты. Он был ее партнером в висте, и они выиграли. А как же иначе? Разве могла проиграть такая команда, рассудила Эмили позже.
В понедельник днем он посетил музыкальный час Сьюардов. Эмили обменялась с ним тайным смеющимся взглядом, когда младшая дочь Сьюардов сбилась в «Дивертисменте» Моцарта. Когда та закончила, они ей так отчаянно хлопали, что раскрасневшаяся девочка согласилась сыграть на бис.
Саймон был в поселке, когда Эмили пришла туда за покупками. И он остановился поболтать с ней.
Он оказывался на дороге к Сент-Клер-холлу всякий раз, когда Эмили выезжала на прогулку верхом.
В конце недели Саймон неожиданно возник у ворот садика викария, как раз когда Эмили прощалась с миссис Людлов, женой викария. Он был верхом на гнедом жеребце, которого звал Лэп Сэнгом. С должной любезностью поприветствовав миссис Людлов, он спешился и довольно долго беседовал с обеими дамами.
Наконец он отвесил прощальный поклон и вскочил в седло, но еще на мгновение задержался, улыбаясь Эмили.
— Надеюсь, вы подарите мне танец на завтрашнем балу у Гиллингемов, мисс Фарингдон? — сказал он, натягивая поводья.
— Да, конечно, — задохнувшись, ответила она.