Только в тех редких городах, где население должно было оставаться — таких, как столицы государств — или хотело остаться — таких, как Сан-Франциско, Флоренция, Найроби — община сохраняла свое население, процветание и безопасность.
Днем Манхэттен выглядел оживленным и важным. Ночной ужас растаял. Охранявшие купцов здоровяки очистили улицы и убрали накопившиеся за время темноты тела. И подняли пуленепробиваемые щиты, закрывавшие передние двери и окна. Уличные торговцы выставили на тротуарах свой товар, а на мостовой снова появились колоритные ручные тележки с овощами и фруктами.
Лео выглядел довольно преуспевающим, когда пролагал себе путь сквозь суетящейся толпы на Пятой авеню. Небо посерело от дыма принадлежащих городу электростанций. Они сжигали уголь, единственное топливо, какое они могли себе позволить, а их фильтры-сажеуловители не работали как положено, на всей памяти Лео.
Магазины вдоль авеню содержали необходимое для жизни: продукты, одежду и очень мало чего иного. В витринах универмагов позировали живые манекены. Труд был дешев. Худые ребята с настороженными глазами смотрели на них и завидовали их чарующей жизни. Охрипшие громкоговорители бессчетных магазинов трубили свою вечную чушь о последней-препоследней распродаже и таких низких ценах, каких никогда больше не увидят.
Одетый в консервативный деловой костюм кремового цвета в комплекте с рубашкой и шарфом, Лео прокладывал себе путь по авеню. Толпа была пестрой. Одежда понадобилась разных цветов, так же как оттенок кожи прохожих. Преобладали коричневые тона: светлая, чуть маслянистая смуглость испаноязычных, шоколадные и кофейные оттенки черных и бамбуково-желто-коричневые тона азиатов. Белых встречалось очень мало, и едва ли хоть кто-нибудь с темной, пурпурной африканской черной шкурой, как Лео.
Лео целеустремленно прошел сквозь толпу зевак, лавочников, карманников и шлюх. Его внушительная туша создавала носовую волну пешеходов, автоматически растекавшихся с его пути. Он выглядел, словно ледокол, бороздящий беспокойное море.
Он нашел нужную улицу, свернул за угол и направился вдоль жилого массива. Уголком глаза он мельком заметил в толпе по другую сторону улицы тощего, быстрого в движениях Франта. Линялый и Джо-Джо, знал он, тоже находились поблизости. Лео никогда не путешествовал один.
Разыскиваемый им адрес оказался заставленной полками лавкой, продававшей когда-то кофе со всего света. Теперь она выглядела заброшенной. Окна ее застилали пластощиты с наклеенными на них в дюжину слоев рекламных плакатов. Самый последний из них — ГОЛОСУЙТЕ ЗА ДИАСА — ГОЛОСУЙТЕ ЗА ПОВЫШЕННУЮ ВЫДАЧУ ПРОДУКТОВ — был по меньшей мере годичной давности. Из дверей воняло мочой. В мусоре при входе лежало, свернувшись, грязное тело. Под укутавшими его грязными лохмотьями нельзя было определить ни его возраст, ни пол.