— Только одну!
— Одну, одну… А с шифром надо разобраться. Любопытно…
— Не только любопытно. Может, и польза будет.
— Да какая же польза-то?
— А вдруг… клад?
— Тю-у… Ну какой клад мог быть у гимназиста?
— А может, нашел старинный… И перепрятал…
— Ох, Данила Валерьевич. Вроде ты уже не дитя, двенадцать лет…
— Ну и что? Самый тот возраст, когда всякими тайнами увлекаются, — рассудил Кинтель. — Тому Сойеру было столько же, когдаон клад искал. И нашел, между прочим.
— Надежды юношей питают… А если найдешь драгоценности, что будешь делать? Подашься в бизнесмены, в духе времени?
Кинтель вжал подбородок в кулаки. Прикрыл глаза.
— Не-а… Может, отдам… чтобы того пацана отправили на лечение. И еще кого-нибудь. На сколько хватит…
Дед смущенно крякнул:
— Ну… дай тебе Бог, как говорится… — И встал.
— Не трогай посуду-то, — велел Кинтель. — Сам вымою. Иди уж… к аптечке.
— Ты, Данила, хороший человек, но… циник, — сказал дед с ненастоящим упреком.
— Я современный подросток.
Утром дед крепко спал. (Ох, одну ли только рюмочку он пропустил на сон грядущий?) Кинтель разогрел вчерашние макароны, пожевал, взял полинялый рюкзачок и двинул на рынок за картошкой. Хозяйственные дела проворачивать лучше с утра, пока свежие силы. Он шагал по ранней, рыже-пятнистой от солнца улице и размышлял, что надо убедить деда, чтобы сговорился насчет машины, и купить картошку сразу, несколько мешков, засыпать в сарае в подпол. И дешевле обойдется, и не нужно будет каждую неделю топать на базар по слякоти или по снегу.
Но пока слякоти не было. Безоблачная синь и обещание летнего дня…
Когда Кинтель вернулся, дед мурлыкал и жужжал электробритвой. Бодро поинтересовался:
— Какие планы на выходной?
— К Салазкину пойду. Ну, насчет «Устава»… А потом обещал Регишку в парк сводить.
— Благородные помыслы… А я потружусь на литературной почве… — Дед выволок из шкафа разболтанную машинку «Эрика», выложил на стол пачку бумаги. — Статью буду сочинять для нашего славного «Вечернего Преображенска».
— Про вчерашних бюрократов?
— Про них родимых…
— Толич, ты и про того мальчишку напиши. Которому валюта нужна, чтобы вылечили. Может, поймут…
— Будем надеяться…
Кинтель взял из пачки чистый лист, завернул фотографию, затолкал ее во внутренний карман джинсовки.
— Толич, я пошел!
Вчера на остановке, ожидая автобуса, Кинтель все-таки проговорился Салазкину: мол, кажется мне, что прапрабабушка на фотографии держит «Морской устав». И Салазкин взял с него обещание «непременно появиться завтра утром!». И еще сказал: «Ты видишь, мы не зря встретились! Это просто судьба!» Сам Кинтель постеснялся бы столь откровенно и радостно выразить эту догадку. Но подумал, что, возможно, Салазкин прав…