Салазкин оказался легок на помине. Побрякал звонком и появился на пороге. В мятых школьных брюках и в свитере, к которому прилипли сухие травинки. Малость растрепанный.
— Извини, что так рано…
— Какое там рано! Десятый час! — Кинтель крепко обрадовался Салазкину. Втащил его за рукав, веселым толчком усадил на свою постель.
А тот рассказывал:
— Я еще раньше хотел, подошел к дому, а потом думаю: неудобно в такой ранний час… А в переулке здешние ребята на тележке катались. Ну, на багажной, как у носильщиков. С горки по асфальту. Я подошел, говорю: «Можно с вами покататься?» Они сперва удивились, наверно, подумали: откуда такой нахальный? Потом один говорит: «За рейс двадцать копеек». Я согласился. «Пожалуйста», — говорю. А тут подскочил твой сосед Витя: «Это дружок Кинтеля, чего вы…» Ну, мы и стали кататься вместе… А один раз прямо в бурьян!
Было просто здорово, что Салазкин такой безбоязненный! И «достоевские», значит, поняли, что не так уж прост и беспомощен этот вежливый пацаненок из «Дворянского гнезда». Конечно! Он же недавно еще и Витьку кинул носом в траву!.. А как держался в кабинете у Зинаиды! Не дрогнул…
— Санки! (У Кинтеля это имя выскочило само собой, и Салазкин не удивился.) Слушай, а кто этот Вострецов? Так примчался…
Салазкин сказал с ноткой удовольствия:
— Это мой давний друг. Уже больше года знакомы… Ну, не только мой, там целая компания у него на Калужской. Вроде отряда… Я потому и галстук ношу. А ты думал, что из-за школы?
— Что за компания?
Кинтель ощутил укол ревности. Но Салазкин этого не понял.
— Раньше был большой отряд. Назывался сперва «Эспада», потом еще по-всякому. В походы ходили, кино снимали. Под парусами плавали… Ну а потом их из подвала выгнали, в котором они занимались. Отдали подвал какому-то кооперативу. Отряд, конечно, меньше сделался, но весь не рассыпался, стали у Корнеича собираться. То есть у Вострецова… Когда я с ними познакомился, так все уже и было… Но мы живучие!
Это веселое «мы живучие» не очень-то понравилось Кинтелю. Ревность снова царапнула его. Оказывается, Салазкин — совсем не беззащитное дитя, есть у него друзья и заступники. И значит, проживет он спокойненько в случае чего и без Кинтеля…
А Салазкин сказал как о деле само собой решенном:
— Я тебя с ними познакомлю, конечно.
«Больно надо», — огрызнулся Кинтель. Но про себя. Не хватало еще, чтобы Салазкин догадался о его мыслях. И Кинтель сказал со снисходительным уважением:
— Он, этот Корнеич, вчера… будто снег на голову. Как это удалось-то?
— Главная удача, что он оказался дома! А дальше — просто. Как услышал пароль — сразу в седло…