Раньше она боялась, что Хлоя услышит ее плач. Сегодня вечером ее это уже не волновало. Она была безутешна и думала лишь о себе. Кончиками пальцев Энджелина дотронулась до четок и, вытянув руку, сжала их, словно хватаясь за руку друга. Это был друг, которого, после того, что только что произошло, она не заслуживала, но в поддержке, которого нуждалась, как никогда.
Роуэн услышал плач. На этот раз он знал, что не ослышался, что это отнюдь не игры воспаленного воображения. Более того, рыдания совершенно отчетливо доносились сверху. Или он знал это? За последние несколько минут Роуэн ощущал слабые приступы тошноты. Он счел их реакцией на прочитанный дневник. Все, что было написано там, все, что читалось между строк, кого угодно заставило бы дурно почувствовать себя. Сейчас он понял, что тошнота была вызвана чьей-то болью. Болью Энджелины?
При одной мысли об этом он похолодел, несмотря на то, что вечер выдался на редкость жарким. Положив дневник рядом с магнолией, Роуэн направился вверх по лестнице. С каждым шагом жалобный плач звучал все отчетливее. Да, кто-то рыдал, и Роуэн сердцем понял, что это - Энджелина. Он прибавил шагу и пулей взлетел по лестнице. Прислушался. Звук доносился из одной из спален слева. Но из какой?
На этот вопрос оказалось ответить легче, чем он думал. Когда Роуэн пошел по коридору, он заметил, что одна из дверей чуть приоткрыта. На пол падал серебристый луч света. Сердце Роуэна екнуло, потому что он прекрасно помнил, что ни разу за все время пребывания в доме не включал свет в этой комнате. Перед самой дверью он застыл в нерешительности. С одной стороны, он хотел знать, что происходит, и в то же время побаивался этого знания. Любопытство, как он и ожидал, пересилило. Как мог он оставить в беде Энджелину?
Роуэн осторожно распахнул дверь.
Большую часть комнаты, выдержанной в зеленых и розовых тонах, занимала гигантская кровать под кружевным пологом. В углу стоял алтарь, рядом находились тазик для умывания и кувшин цвета слоновой кости. Керосиновая лампа, стоящая на маленьком столике, заливала комнату теплым, неярким светом. Ничто из обстановки не привлекло внимания Роуэна. Единственным, на что он смотрел, не отрываясь, была женщина, скорчившаяся на полу. Сердце, которое минуту назад готово было вырваться из груди, теперь ушло в пятки.
Повинуясь инстинкту, Роуэн двинулся к ней. Она лежала спиной к нему, черные волосы разметались в беспорядке. Ее поза, являвшая собой олицетворение безутешного горя, испугала Роуэна. Он не мог больше слышать этих рвущих душу рыданий, от которых невозможно укрыться.