Как хотите называйте — долг не долг, а остановил он его, и теперь одной бешеной тварью на улице будет меньше. Прима свое получил. И девочки его смогут ходить по улице спокойнее. А громкие слова — так не приучен к ним Прима. Об одном лишь сожалел — что не смог взять Железнодорожника раньше. Да еще, пожалуй, что не пристрелил его в момент задержания. Прима отгонял от себя саму мысль о том, что могло быть тогда с Алеськой, с его младшенькой и, наверное, любимой дочурой (хотя и говорят, что нет у родителей любимых детей), если б не подоспел Алексашка. Выходит, ему Прима обязан жизнью своей младшей. Да и не только Прима. Вот тебе и городской дурачок, низкий ему поклон в ножки. Вряд ли Железнодорожника удалось бы так быстро взять, если б не Алексашкин рисунок.
Прима так и заявил газетчикам. Именно этот рисунок, портрет, выполненный с фотографической точностью, позволил взять маньяка по горячим следам. Только на Алексашкином портрете Железнодорожник выглядел… по-другому, что ли? Хотя сходство фотографическое. Но… Алексашка умудрился увидеть в нем что-то еще, от чего… брала жуть. Прима помнит, как он в детстве был в Пятигорском краеведческом музее, и помнит картину по произведению Лермонтова «Демон». Там все было другое, но… глаза. Прима, оказывается, на всю жизнь запомнил фразу экскурсовода, хотя узнал об этом только сейчас. «Провалы в потаенный адский пламень». Так это назвал в то давно отцветшее утро экскурсовод. Точно такие же глаза были на рисунке Алексашки.
А Железнодорожник, державший столько времени в страхе всю область, оказался сереньким, неприметным и сравнительно молодым человеком. И ничего такого в его глазах Прима не обнаружил. Никаких отсветов адского пламени. Не мудрено, что его так долго не могли взять. И с места работы, и с места жительства сплошные положительные характеристики. Прима прочитал первые отчеты психиатрической экспертизы. Когда Железнодорожнику было четыре года, у него на глазах под колесами поезда погибла старшая сестра, заменившая мальчику мать.
Страшная трагедия, кто ж спорит… Поэтому еще в школе он постарался «спасти» одну девочку, к которой испытывал влечение, от повторения подобной катастрофы, от поезда. От страшных металлических, ревущих в его голове вагонных колес.
Выходит, при помощи шелковых удавок и опасной бритвы «спасал» он свои жертвы от безжалостных жерновов с грохотом проносившегося поезда-убийцы. Фрейдизм, сплошной фрейдизм. Прима захлопнул отчет: фрейдизм-мудизм… Теперь эта бодяга может затянуться. Если его еще признают психически невменяемым… Но Прима свою работу выполнил, хоть и сожалел, что не пристрелил Железнодорожника в момент задержания.