— Мне… очень… больно… — хрипло произнесла она.
— Я знаю, — последовал ответ.
* * *
Над морем снова стелился туман, и в нем бродила боль. Но теперь и в этом тумане появилось что-то новенькое. Иногда туман сгущался до твердого состояния и становился молчаливой маской из трепещущих простыней. Этих масок в тумане было множество. Но прошло еще какое-то время, прежде чем она поняла, что действительно вызывает страх. На этой маске, невзирая на ее белизну, существовала субстанция темноты. Иногда ее прятал туман, Давнее (или единственное?) воспоминание а иногда пещера раскрывалась, и там, неразличимые в темноте — но ты ощущаешь их присутствие, — за тобой наблюдали глаза, хищные и наполненные бессмысленной враждебностью.
Но приходила боль и, словно воды океана, затопляла все пещеры. А потом и сама растворялась в тумане.
Ее разбудили. Прикосновение рук. Задают какие-то вопросы. Ей удалось вычленить лишь один из них:
— Вы что-нибудь помните?
«Я не хочу ничего помнить», — подумала она, и ее сознание снова начало угасать.
Ей снился краб. Маленький счастливый краб, нашедший себе такое надежное убежище. И это было единственное, что она желала помнить. Грозные пещеры, увеличенные водами морей и воображением, — это единственное убежище для маленького и беззащитного существа.
Однако прошло еще какое-то время, и стало ясно, что жить только в этом воспоминании ей уже не удастся.
* * *
Когда боль стала терпимее и она уже смогла сосуществовать с ней, не погружаясь сразу в спасительный туман, вернулись другие воспоминания, и прежде всего то, с которым она жила последние несколько месяцев, то, с которого и началось в ее жизни время перемен.
Она была Викой. И еще несколько месяцев назад она могла сказать о себе, что, наверное, является самым счастливым человеком на свете. Только такие вещи не говорят. По крайней мере вслух. Чтоб не сглазить. Она имела чудесную семью, мужчину, который стал ее мужем и который сделал ее счастливой. У них было двое близнецов, два дитя любви, которым они дали свои имена, и любимая работа, позволяющая им уважать себя. У них были друзья, и, наверное, ни одному человеку в жизни Вика не желала и не сделала ничего плохого. Почему же все это не могло продолжаться? Почему ты не можешь быть с теми, кого любишь? Почему в один из дней обычный телефонный звонок означает конец твоего мира?
В тот день она двигалась по Садовому кольцу. В машине Вика находилась одна (даже став вице-президентом «Континента», Вика не захотела менять свою жизнь — никаких телохранителей и никаких лимузинов. У нее нет врагов, а от судьбы не уйти), она торопилась на встречу, но попала в пробку. Авторадио сообщило, что пробка тянется аж от Курского вокзала до Сухаревской площади. Вот такие вот дурацкие дела. Сегодня они собирались пообедать втроем с Викиным отцом, и папа скорее всего уже заехал к Лехе в «Континент», но теперь плакал обед, и, видимо, предстоящая встреча тоже плакала. Вика позвонила мужу на мобильный, но телефон оказался переключенным на секретаря (Великую и Ужасную Лидию Максимовну, как смеялась Вика. Несмотря на первый холодный прием, они уже давно стали друзьями), и Вика сообщила, что торчит в пробке и ничего с этим поделать не может. Лехи на месте не оказалось, и Вика попросила, чтобы, как только муж появится в поле зрения, он позвонил ей в машину. Вика находилась в абсолютно неподвижном автомобиле, застывшем гудящем потоке, а авторадио передавало песенку группы «Мумий-Тролль» «Утекай».