– Нам? – на полном благообразном лице кардинала Кантисского мелькнула лукавая усмешка. – Да половина конклава будет счастлива от меня избавиться... Другое дело, что дальнейшее возвышение Максимилиана их не обрадует, но тут уж я ни при чем...
– Сдаюсь, – наклонил голову Феликс, – не нам, МНЕ будет вас не хватать...
– Вот в это, мой друг, я охотно верю, – Иоахиммиус сложил руки на объемистом животе, – но разрешение калифа на строительство нашей обители в местах, святых для каждого последователя Церкви нашей, требует немедленного отклика. Нужно успеть, пока атэвы не забыли о наших блестящих победах и пребывают в уверенности, что император вот-вот вернется.
– А вы на это разве не надеетесь?
– Именно что надеюсь... Надежда странное чувство, она овладевает нами тогда, когда разум говорит, что дело плохо, и сердце это знает, но не хочет смириться с неизбежным. Вот и получается надежда... – Иоахиммиус шумно вздохнул, – я хочу, чтобы Рене и Герика вернулись, но... Было в том, как они уходили, нечто, что, по крайней мере меня, заставило попрощаться с ними навсегда...
– Жаль, что я не выбрался в Идакону, – вздохнул Феликс, – но кто ж мог знать... Мне тоже тревожно, хоть я и не понимаю почему...
– Понимаете, только не берете себе за труд назвать вещи своими именами, а может, и не хотите этого делать, – кардинал с сочувствием посмотрел на Архипастыря. – Творец в великой мудрости своей заповедал своим смертным детям брать от жизни все, что они пожелают, но платить за это полной мерой... А теперь представь, какую цену должен заплатить Рене Аррой за победу. За три короны. За прекрасного сына и надежных друзей. За Герику, которую он, без сомнения, любит великой любовью и которая любит его. Если ценой будет только его жизнь, я скажу, что небеса к нему неслыханно милосердны...
Но я хотел говорить не об императоре, да будет над ним благословение Творца и всех добрых сил, как бы они себя ни называли. То, что я и три сотни монахов и послушников решили уйти в пустыню Гидал, называют подвигом во славу Божию... Может, для тех мальчиков, которые идут за мной, оно и так, но не для меня...
– Я понимаю, – бывший рыцарь вздохнул. – Вы устали от интриг, суеты, лицемерия, вы ищете свободы и успокоения. И вы заслужили их. Я и сам с радостью навсегда ушел бы отсюда, но не в пустыню, а во Фронтерские леса. Но не могу.
– Нет, причина не в этом, хотя я действительно не терплю многих своих собратьев, но я скорее бы постарался убрать их из Кантиски, а не бежать от них. Вся беда, – кардинал смешно наморщил лоб, – что вы слишком поздно пришли в Церковь и продолжаете все измерять мирской мерою. Надо же, о покое заговорили. И с кем?! Со мной! Покой, конечно, вещь достойная, тем более война позади, но нам нужно думать о будущем.