Острая звезда-алмаз
Глубину небес пронзая,
Вылетела птицей света
Из неволи мирозданья.
Из огромного гнезда,
Где она томилась пленной,
Устремляется, не зная,
Что прикована к Вселенной.
Федерико Гарсиа Лорка.
Жемчужные струи фонтана рвались в неимоверно синее небо и, надломленные, падали вниз, рассеивая белую, прохладную пыль. Вода, нежно журча, изливалась из бассейна там, где мраморная кромка была ниже, и четырьмя прозрачными потоками стекала по широким серебристым ступеням.
Золотоволосая женщина в зеленых одеждах сидела на низкой скамейке, рассеянно наблюдая за игрой, затеянной водой и светом. Она и не подумала оглянуться, когда за ее спиной вздрогнули и расступились неистово цветущие ветви роз, пропуская высокого воина. Женщина в зеленом почувствовала его приближение задолго до того, как ей на колени упал брошенный умелой рукой плод граната, но ничем не выдала своего знания. Впрочем, пришедший за века хорошо узнал свою сестру и возлюбленную; если он и был раздосадован, то предпочел не выдавать своих чувств.
– Привет тебе, Совершеннейшая. – Воин изящно поднес к губам узкую изумрудную ленту, служившую золотоволосой пояском. – Я вижу, ты не изменила своей любви к Источнику Песен?
– Ты же знаешь, Ангес, я не меняю своих привязанностей без крайней на то необходимости. – Женщина вырвала ленту из рук гостя и, смеясь, шлепнула его по рукам. Воин же невозмутимо и ловко завладел точеными руками красавицы, поочередно целуя каждый палец.
– Не знаю, для чего нас создали, Несравненная, но, сотворив такое совершенство, каковым являемся мы с тобой, Творец иссяк.
– Ну вот, – огорчилось совершенство, – ты опять меня опередил. Не могу же я говорить тебе то же, что ты только что сказал мне?
– Почему это не можешь? – засмеялся названный Ангесом. – Это было бы очень даже мило!
Женщина скорчила насмешливую гримаску, но это было последнее, что она успела, прежде чем воин приник к ее губам. Когда любовники скрылись в зарослях, цветущие ветви сомкнулись и переплелись за их спинами так, что никто не смог бы найти прохода. Только легкое белое покрывало, забытое на скамье, еще несколько мгновений напоминало о золотоволосой и ее возлюбленном, пока нежная белая ткань не поднялась в воздух, где и истаяла, смешавшись со струями фонтана.
На разогретый камень выползла золотистая ящерица и замерла на солнцепеке, неотличимая от изысканных украшений, наполнявших Сад. Пестрые бабочки – сиреневые, светло-желтые и черно-оранжевые – лениво перепархивали с цветка на цветок, отдавая предпочтение бордовым ирисам и опьяняющим гиацинтам.