А теперь — курс на турецкий берег.
У меня в моем ящике дыхание сперло, впрочем, это вполне могло быть просто от нехватки кислорода. Но Дан уже отправился давать указания команде, провожаемый сварливым шепотом хромого старикашки. Последний клятвенно заверял всех святых, что в жизни не видел такого идиота и, если бы не отец Дана, фиг бы он позволил делать из себя последнего дурака. Ему мрачно вторил Толстый, заявляя, что просто свинство делать из отличной прогулочной яхты грузовое судно для перевозки всякой мерзости. У меня прямо зубы свело от желания узнать, что же это за мерзость. Однако старикашка вместо пояснений пошел к бару и извлек оттуда несколько стаканов. Потом послышалось бульканье, и Толстый сказал:
— Неплохо было бы хоть поспать до Турции.
Там нам отдыхать не придется. И кто его надоумил заняться этим бизнесом? Голову бы тому открутил.
А этот Али лучше бы наркотиками занимался, а с железом и не связывался.
«Оружие!» — безмолвно ахнула я у себя в ящике и приготовилась услышать продолжение. Толстый же, облегчив душу, улегся спать, придавив кого-то из ребят своей тушей.
О том, что мальчишки могут задохнуться, я не волновалась, так как чья-то добрая душа украсила диванчики резьбой, через которую проникало немного воздуха. Оставалась только проблема неудобного положения. Яхта отплыла, и очень скоро я обнаружила, что морская болезнь вовсе не сказка и вовсе мне не показалось, что я ею страдаю. Во всяком случае, сейчас она меня свалила буквально наповал. Лежа на дне ящика, я тихо радовалась, что весь день ничего не ела и в желудке у меня было пусто, как в пустыне.
В те редкие минуты, когда тошнота немного отступала, я пыталась вспомнить, как далеко Турция от Сочи. По всему выходило, что километров четыреста. Значит, в лучшем случае до турецкого берега мы доберемся через четыре часа. А потом еще дорога обратно. Я безмолвно простонала. Заснуть в неудобном положении не удавалось, можно было только завидовать бандитам, устроившимся на диванах, В конце концов я впала в полубессознательное состояние, из которого меня вывел голос Лысого и скрип дивана у меня над головой.
— Уже проплыли Трабзон, теперь и до Тиреболу рукой подать. Можно подниматься, все равно сейчас наш неугомонный примчится, — сказал он.
Он словно в воду глядел, стоило ему закрыть рот, как дверь распахнулась и в нее влетел Дан.
— Лентяи! — заорал он. — Вам лишь бы дрыхнуть. Берите пример с меня, я за ночь глаз не сомкнул, все о нашем деле думал.
Последовало продолжительное молчание, видимо, остальные обдумывали, какими бедами им это грозит.