Говорить ему не дали. Что то произошло там, где сидела семья Сача-беки. Старая Ковачин-хатун визгливо закричала:
— Почему не нам, а младшей жене нашего сына первой подносишь чашу!
— Он нас оскорбляет! — подхватила Эбегай-хатун.
Шинкур оробело бормотал:
— Простите, хатун, ошибся. Вот и ваш кумыс.
— Нет, ты нарочно это сделал!
— Я не хотел этого! Простите! — взмолился Шинкур, опускаясь перед разгневанными госпожами на колени.
— Вот тебе! — Ковачин-хатун ударила Шинкура по щеке.
— Получи и от меня! — Пухлый кулак Эбегай-хатун ткнулся ему в переносицу.
— Так его! Так! — поддерживая матерей Сача-беки, его брат Тайчу пнул Шинкура сапогом в бок.
Рука Тэмуджина, державшего чашу, задрожала, кумыс плеснулся на полу халата. Нестерпимо захотелось запустить чашу в злое, с обвисшей морщинистой кожей лицо Ковачин-хатун или в брюзглую рожу Эбегай-хатун.
Борте положила руку на его колено, умоляюще глянула в лицо. Он до боли в зубах стиснул скулы — растопырились, будто колючки у ежа, короткие рыжие усы. Оэлун села к матерям Сача-беки, принялась уговаривать, но они слушать ее не хотели. Тэмуджин поставил чашу, перекрывая визг хатун, крикнул:
— Шинкур, поди сюда! Ты что, не проспался?
— Хан Тэмуджин, я хотел…
— Нукеры, всыпьте ему пятнадцать плетей!
Успевшим выпить нукерам забава. С веселым гоготом Шинкура тут же повалили на землю, завернули на спину праздничный халат, стянули штаны и отстегали по голому заду. Вскочив, Шинкур подхватил штаны, оглядываясь, побежал к реке. Тайчу вложил в рот два пальца, разбойно свистнул. Все засмеялись.
Этот смех резанул Тэмуджина по сердцу. Все было похоже на издевательство — над ним, над его ханским достоинством. Разве посмели бы где-то в другом месте затевать непристойную перебранку и драку со слугой выжившие из ума старухи, разве стал бы Сача-беки всенародно подзуживать своих сквалыжных матерей… А он хотел, готовя этот пир, чтобы родичи ощутили не только свое родство по крови, но и душевную близость.
Вскоре все как будто позабыли о неприятном случае. Пили, ели, но разговор в кругу не налаживался. Зато вовсю веселились нукеры. Пели, боролись, состязались в стрельбе из лука. Где-то там с ними были Джэлмэ и Боорчу, младшие братья хана, туда же ушел и Хасар. Хан и сам ушел бы к воинам, но надо было сидеть тут, поддерживая хотя бы видимость согласия.
Вдруг прибежал испуганный Тэмугэ-отчигин.
— Тэмуджин, Бури-Бухэ рубанул мечом нашего Бэлгутэя!
Тэмуджин вскочил. Борте хотела его удержать — грубо оттолкнул ее, бросился к столпившимся у телег нукерам. Бэлгутэй стоял, спустив с правого плеча халат, левой рукой зажимал рану, из-под пальцев медленно ползла кровь. Бури-Бухэ с обнаженным мечом прижался спиной к повозке, маленькие глаза свирепо сверкали. Его нукеры, нукеры Сача-беки и Тайчу вставали с ним рядом.