— Они говорят, — начал переводчик, — вы хорошо послужили нашему императору. От его имени они жалуют вождя кэрэитов высоким титулом вана, а тебя, молодой предводитель храбрых воинов, чэнсян от своего имени жалует титулом джаутхури.
Настороженным умом Тэмуджин уловил в этой любезной речи два острых укола. Один был направлен и против него, и против Тогорила — их не называли ханами, другой против него одного — титул Тогорилу жалован от имени императора, а ему от имени этого старикашки. Наверное, и разница в титулах великая. На всякий случай спросил у переводчика, что означают эти титулы.
— Ван — это князь, правитель, джаутхури — нойон, военачальник против бунтовщиков.
— Скажи им: мы — ханы!
Выслушав переводчика, чэнсян и сановник снисходительно заулыбались.
Сановник начал что-то говорить, и его улыбка становилась надменной, холодной, щеки пухлого лица отвердели.
— Он говорит, — начал переводчик неуверенно, будто затрудняясь в подборе слов, — что как на небе светит одно солнце, давая тепло всему живому, так и на земле священная особа хуанди своим благодеянием озаряет пути идущих. Без солнечного света не вырастет и травинка, без соизволения императора никто на земле не может стать выше других.
«Жирный дурак!» — подумал Тэмуджин и, пренебрегая предостерегающим знаком хана Тогорила, сказал:
— Передай ему: травы растут и в тени, люди живут и без милостей вашего небесного хуанди!
Переводчик поклонился ему, и он услышал его тихий голос:
— Говори спокойнее…
Опешив от удивления, Тэмуджин замолчал. Этого человека он где-то видел. Он его знает. Но этого не может быть! А откуда человек знает его, Тэмуджина? И что ему за дело до того, как он говорит? Или эта еще одна китайская хитрость, что-то вроде повозки, указывающей на юг?
А переводчик невозмутимо передавал его слова. Они, против ожидания, не рассердили чэнсяна и сановника, скорее развеселили. Переводчик повернулся к нему.
— Они рады, что ты горячо ненавидишь татар. Они даже не против того, что ты сам оцениваешь свои заслуги перед императором много выше, чем их оценили другие. По прибытии в столицу они доложат
императору о твоих подвигах, и он пожалует тебе более высокий титул.
Тэмуджин ничего не понимал. Какая ненависть? Какие заслуги? В глазах переводчика была невысказанная просьба. Какая? Чего он хочет?
— Ты перевел мои слова?
— Я сказал что нужно…
— Тэмуджин, не затевай ссоры, ты не дома, — уже сердито предостерег Тогорил.
— Разговаривай с ними сам, хан-отец. Я не могу.
Хан Тогорил начал плести затейливую речь, пышную, как юрол, настолько пышную, что невозможно было понять смысла нахлестнутых друг на друга сравнений и сладкозвучных слов. Но Тэмуджин и не пытался понять.