Гонимые (Калашников) - страница 39

И вдруг наступила тишина. Все замерли, повернув головы в одну сторону. На них двигалась конница. Около тысячи вооруженных всадников, сбитых в прочный строй, неторопливой рысью приближались к ним. У Тогорила сжалось сердце. Это конец. Но он все-таки приказал нукерам построиться для сражения.

Конница, ощетинившись копьями, быстро приближалась. Тогорил судорожно стискивал рукоятку меча, по спине тек противный холодок. Самое страшное в сражении — эти вот мгновения ожидания. Страх железной рукой стискивает сердце, все тело немеет, становится чужим. Потом все это исчезает. В горячке сражения от криков ярости, звона оружия, храпа лошадей человек как бы забывает самого себя.

Приблизившись на расстояние полета стрелы, конница остановилась, от нее отделился всадник на сером жеребце. Перед рядами нукеров Тогорила он резко остановился. Жеребец под ним приплясывал, зло грыз удила, роняя на траву клочья пены.

— Эй вы, татарские собаки! Бросайте оружие, или мы посечем всех до единого!

— Мы не татарские собаки! Мы кэрэиты! — крикнул Тогорил.

Всадник удивленно открыл рот.

— И верно, не татары!

Жеребец, играя селезенкой, понес его к своим.

Ряды конницы раздвинулись, вперед выехал всадник на рыжем, белоногом коне. Выслушав посланца, он шагом направился к кэрэитам. Тогорил поехал ему навстречу. Всадник смерил его взглядом холодных серых глаз.

— Ты кто?

— Я хан кэрэитов Тогорил. А вы?

— Мы тайчиуты. Что ты, хан, ищешь здесь, так далеко от своего улуса?

— Улус у меня отняли. Это все, что осталось, — Тогорил показал на своих нукеров.

— Как же так?..

— А-а… Нойоны предали, — с тоскливым вздохом сказал Тогорил.

— Нойоны? — В светлых глазах тайчиута промелькнула усмешка. — Что ты думаешь делать, хан без ханства?

— Буду возвращать то, что принадлежит мне.

— Возвращать труднее, чем терять… Хочешь пойти со мной? Я Есугей.

Иду на татар.

Какой ему смысл идти на татар? Но если он откажется, захочет ли Есугей оставить его за своей спиной? Наверное, нет. По всему видать, этот молодой воин совсем не дурак, чтобы допустить такую опрометчивость.

— Я пойду с вами. Но потом в свою очередь вы поможете мне.

— Не уподобляйся, хан, торговцу побрякушками, — насмешливо проговорил Есугей. — Всему свое время.

Есугей, как видно, не очень-то верил ему. Его нукеров всунул в строй своего войска так, что они не могли сделать ни единого незамеченного шага, всегда были под строгим надзором сотен глаз. Но Тогорилу пришлась по нраву предусмотрительная осторожность Есугея.

Они приближались к татарским нутугам с бесшумностью кошки, скрадывающей мышь. Далеко вперед уходили дозоры, ощупывая дорогу, задерживая всех случайных путников. А потом передвигаться стали только ночью, днем отдыхали, выставив крепкое охранение.