Один из воинов Есугея по имени Хучу, едва получив разрешение на отдых, поскакал к своей юрте. Он тоже ждал ребенка. Ему не следовало идти в поход, оставлять жену без присмотра. Но как не пойдешь, это нойон хочет — идет, не хочет — остается дома, а ему, бедняку-харачу, выбирать не приходится. Когда уходил в поход, в юрте осталось в запасе совсем немного хурута[18], но он надеялся, что жена не долго будет без работы, а если она работает — доит коров Есугея, — ей каждый день дают на пропитание молоко.
Жена у него крепкая, здоровая, лениться не любит, так что тревожиться ему, пожалуй, незачем.
У его юрты перед треногой сидела старая тетушка Мулхэ, подбрасывала в огонь сухие коровьи лепехи.
— А-а, явился, — сказала она без удивления и радости.
— Вот приехал… — чувствуя себя почему-то виноватым, сказал Хучу. Как тут?
— Благодаря небу все хорошо. Твоя жена сильно болела, но сейчас ничего, поправляется.
— Кто у меня родился?
— Э-э, ты же не знаешь… Сын.
Хучу зашел в тесную, прокопченную юрту. Жена сидела на козьей шкуре, кормила грудью ребенка. Увидела его, тихо вскрикнула, часто заморгала.
— Ну, ничего, ничего! — Он наклонился, заглядывая в личико сына, сосущего грудь. — Ничего. Я, видишь, живой и здоровый.
— Зато я чуть не умерла. Спасибо добрым людям, не дали умереть ни мне, ни нашему сыну.
— Теперь все будет хорошо.
Тетушка Мулхэ принесла деревянное корытце со свежим творогом. Хучу почувствовал, как он голоден. Если бы творогу было раза в два больше, и то бы съел до последней крошечки, но, посмотрев на худое, с заострившимися скулами лицо жены, он есть не стал. Погладил себя по брюху:
— Я ел. Жирную-жирную баранину. Я каждый день ел баранину.
Хучу вздохнул. В походе, особенно когда возвращались назад, еды было вволю: ежедневно Есугей выделял из добычи барана на десять воинов.
— Не мог привезти мяса для своей Булган, — проворчала Мулхэ.
— О, мы захватили много скота! Есугей-багатур даст мне два барана. А может быть, и три.
— Четыре он тебе не даст?
— Четыре, наверное, не даст. — Хучу будто не понял ехидства старушки.
— Одного барана я сразу зарежу, и мы будем пировать в честь рождения сына.
— Если он такой добрый, твой нойон, то иди и возьми барана сейчас! рассердилась Мулхэ. — Сидишь и плетешь языком небылицы.
— А что, я пойду. Он пригласил меня на пир.
— Вот-вот! Будешь наливать свое брюхо кумысом и архи, а тут… Возмущенная старушка вышла из юрты.
Жена смотрела на него с надеждой.
— Он тебе правда даст? Мне так хочется отпраздновать рождение нашего мальчика. — Она склонилась над сыном, почмокала губами.