Она лихорадочно, в спешке подхватила свои вещи и почти бегом поспешила назад, преследуемая призраками своего прошлого. Она разыщет кого-нибудь, кто бы отвез ее в Нассау. И пробудет там до вечера, а вернется к самым съемкам. Может быть, за это время ей удастся прийти в себя. Она надеялась, что так и случится. Она молилась, чтобы так и случилось. Она не представляла себе, как жить, если ей не удастся справиться с собой.
Первым прибыл Дан Годфри.
Касс уже сидела одиноко за очень ранним завтраком (ей всегда от волнения хотелось есть), как вдруг услышала вой реактивного самолета. Самолет прошел низко над домом к морю, чтобы развернуться там и опуститься на взлетную полосу. Она взглянула на часы. Половина шестого. Что ж, видно, кому-то не терпится.
В это раннее утро — солнце еще не поднялось как следует, — прохладное и свежее, в открытые окна Южной гостиной дул бриз, принося с собою запахи моря и густой аромат цветов, ковром покрывавших остров: frangipani, гибискуса, бугенвилеи, — и распускающегося по ночам жасмина, посаженного Хелен вдоль стен дома. Бриз доносил и звуки. Ей было слышно шуршание метлы по уступам каменных террас, далекий собачий лай, почти неразличимые голоса. Донесся шум автомобиля, сначала похожий на гул шмеля и постепенно усиливавшийся, затем шуршание колес по гравию и визг тормозов. Касс услышала, как захлопнулась дверца. Затем прозвучали быстрые шаги по лестнице. Приглушенные голоса сделались громче, шаги приближались по террасе, предвещая появление новоприбывшего, и вот уже он сам оказался в комнате.
Касс подняла на него глаза как раз, когда он возник в проеме больших, застекленных до полу дверей, и, как будто говоря о мелочах, протянула:
— Прямо с тенниса?
Дан пропустил ее слова мимо ушей. Он все еще был в легком кашемировом смокинге, небрежно — такой небрежности учатся годами — сидевшем на его широких плечах.
— Я приехал, как только получил телеграмму, — сказал он без каких-либо вступлений. — Как это случилось?
Касс мазала маслом свежеиспеченный круассан и торопливо рассказывала:
— У него случился удар. Вчера вечером, когда он спускался к ужину. Упал как бревно. И скатился по лестнице до самого низа. Когда Мозес подбежал, он был уже мертв.
Она откусила круассан.
Взгляд ярких, светлых, словно выписанных акварелью глаз действовал на нее подобно холодному душу, но она стиснула зубы, сдерживая дрожь, и подумала, что никакие фотографии в «Таун энд Кантри» не способны верно передать его внешность. Они не в силах полностью воспроизвести его стройность, рост, блеск глаз, глянцевый отлив тонких льняных волос, весь его облик греческого бога, его легендарное обаяние и привлекательность (он был смертельно опасен уже за сто шагов) или его репутацию, которая опережала его. Касс не опасалась его лишь в хорошей машине, которую он вел с безумной скоростью, а дорога целиком поглощала его внимание.