После их ухода Харри тихо встал и впервые за все это время заговорил, воздев руки чисто итальянским жестом.
— Трудно было ждать такой банальной истории. — Его английский звучал почти без акцента. Затем, обратясь к Касс, он сказал искренне:
— Мне очень жаль.
— Мне тоже, — холодно произнесла Касс. Затем пробормотала сквозь стиснутые зубы:
— Как же Организация, Харри, как же Организация? — Она чуть не плакала. Затем безнадежно, беспомощно спросила:
— Почему? Ради всего святого, почему?
— Я пытался найти причину, но здесь может быть, конечно, лишь одна — ведь это его дочь… Кровь крепче других уз. — Губы его скривились в улыбке.
— Ричарду Темпесту всегда было плевать на всех и вся! — выругалась Касс.
— Она его дочь, — повторил Харри мягко, но убежденно.
— То есть, он сказал, что это его дочь.
Харри взял в руки фотографию девушки.
— Нет, об этом говорит ее лицо.
Касс взглянула на фотографию.
— Кто она такая, черт побери? — спросила она горько. — Зачем нужно тащить ее сюда, в дом? Почему она появляется именно сейчас, словно туз пик? Где он прятал ее? И прежде всего, зачем нужно было оставлять ей Организацию? Скажи, Харри?
Она не скрывала своей досады и негодования.
— Чтобы вернее ошеломить вас? — предположил Харри, пожимая плечами.
— Дан прав, как всегда. Над всем этим еще надо как следует подумать. Нам нужно добиться вскрытия. Всегда в случае убийства производят вскрытие. — Только убийца уже приговорен, подумала она…
Дейвид смотрел в огонь, словно там перед ним сменялись картины.
— Бедняга… — произнес он вдруг. — Посмотри-ка, что ей досталось, кроме денег. — Он вытянул руку и принялся перечислять, загибая пальцы:
— Одна — шлюха из высшего света, другая — помешана на доме, еще весьма дорогостоящий жиголо, еще пьяница-неудачник, еще секретарь неопределенных лет…
— Вдобавок итальянский граф, проданный и купленный, — добавил Харри без выражения.
Дейвид расхохотался, хлопнув себя по колену.
— Чего еще может захотеться этой девице?
— Избавления? — предположила Касс.
Хелен Темнеет всегда страдала бессонницей. В этом ей не могли помочь никакие деньги. Таблетки рано сделались для нее привычными. Но в эту ночь и они не могли опустить темный полог на страшные события дня, успокоить ее душу, смягчить безжалостную пульсирующую боль, унять дрожь страха, не дававшую ей заснуть.
Взглянув на миниатюрные хрустальные часики и обнаружив, что уже почти три часа, она поняла, что существует единственный способ обрести спокойствие. Возможно, в последний раз.
Она бесшумно выскользнула из постели, накинула пеньюар, сунула ноги в домашние туфли, украшенные перьями, на высоких каблуках без задников. Она столько раз делала так прежде, что сейчас все происходило без участия ее воли и разума, в полной тишине. Серафина спала неподалеку, и сон у нее был чуткий.