Джейк в последний раз взглянул на нее, но Клэр все еще не могла отделаться от своей обиды. Он сел в автомобиль. Покрутил ручкой, окошко опустилось.
— Я позвоню! — сказал он.
— Ну разумеется! — ответила Клэр с деланой улыбкой.
Она стояла рядом с матерью и наблюдала, как Генри склонился над окошком машины и они с Джейком обменялись приглушенными фразами, потом Генри отступил, и машина тронулась. Последнее, что видела Клэр, — как Джейк, обернувшись, смотрит на нее в заднее стекло.
— Милая Клэр! — с укором сказала леди Марго. — Мы ведь встречаем Новый год, а не на поминках сидим, и едим, между прочим, жареную оленину, а не какую-нибудь печеную поминальную говядину! И если ты ждешь от меня выражений соболезнования, то хоть назови, по крайней мере, кого мы собираемся оплакивать?
— Очень смешно! — отозвалась Клэр.
— Хандра, в которую ты погружена с тех пор, как уехал Джейк, говорит о какой-то утрате, но я никак не могу понять, какой именно.
— Чтобы что-то утратить, надо прежде всего это иметь! Марго Драммонд всматривалась в незнакомую маску, появившуюся в последние дни на лице дочери.
— По-моему, все дело в том, что тебя тревожит что-то и ты никак не можешь от этого освободиться!
Клэр молчала. Они впервые обедали вдвоем. Остальные разъехались по делам.
— Не стоит повторять прежние ошибки, Клэр! Ты, как никто, знаешь, какой взрыв может произойти, если что-то долго в себе копить. Я же вижу, с тобой что-то происходит — с того самого момента, когда уехал Джейк. Что случилось, вы поссорились? — Леди Марго положила на стол салфетку. — Послушай, давай-ка мы с тобой сядем у камина и поговорим по душам! Знаешь, я считаю, что вскрытие очень полезная вешь!
Как иначе установить причину смерти?
— Так ты у нас еще и патологоанатом? — язвительно бросила Клэр.
— О, за тридцать семь лет жизни с твоим отцом я столькому обучилась!
Леди Марго увлекла Клэр в библиотеку, где Лоуги как раз ставил поднос с кофе.
— И еще, Лоуги, пожалуй, немного коньяку! Нам бы не помешало что-нибудь тонизирующее!
Леди Марго уселась в свое любимое кресло перед ярко пылавшим камином, отрешенно вздохнула, потом разлила по чашкам кофе, налила в маленькие рюмки «Курвуазье».
— Отличный стимулятор бодрости! — произнесла она, поднимая рюмку.
— Что это, мама? Хочешь вызвать меня на исповедь?
— Ну что ты! Раскрывать душу вовсе не в твоем характере. Ты все прячешь в себе, хотя это плохо. Нет-нет! Я просто думала, что, может, ты хотя бы слегка освободишься. Старая поговорка верна. Действительно, «поделись бедою, станет легче вдвое». По-моему, ты страдаешь любовным похмельем, и я назначаю тебе небольшую дозу слабительного.