Он видел ее неясное отражение в оконном стекле. Она подняла какую-то старую газету, стряхнула с нее пыль, потом расстелила ее на груде книг и села рядом со своей лампой.
– Будьте осторожны! – предупредил он, не оглядываясь. – Вы можете испачкаться.
– Это не имеет значения. – Она не поднимала на него глаз. – Здесь чудесно, мистер Хэммонд. И воздух, наверное, очень хороший?
– Превосходный. Этой ночью вы будете спать как убитая.
– А вам трудно заснуть?
– Иногда.
– Ваша сестра сказала, что вы очень тяжело болели.
– Теперь я в полном порядке.
– Война?
– Да. Специфическое, мучительное и ничуть не героическое отравление, которое можно получить в танковых войсках.
– Гарри Брук был убит во время отступления под Дюнкерком в 1940 году, – произнесла Фей совершенно обыденным тоном. – Он вступил во французскую армию в качестве офицера связи с британской армией – сами понимаете, он хорошо знал оба языка, – и его убили при отступлении под Дюнкерком.
Воцарилась тишина. Майлс стоял как громом пораженный, не сводя глаз с отражения Фей в оконном стекле, и в ушах у него звенело. Фей спросила прежним тоном:
– Вам ведь все обо мне известно, правда?
У Майлса перехватило дыхание, а его рука так задрожала, что он вынужден был поставить лампу на подоконник. Он повернулся к Фей.
– Кто вам сказал?…
– Ваша сестра вскользь упомянула об этом. Она сказала, что вы пребывали в мрачном расположении духа и вас одолевали всяческие фантазии.
Марион, ну и ну!
– Мистер Хэммонд, я считаю, что вы проявили необыкновенное великодушие, наняв меня – а я действительно нахожусь в несколько стесненных обстоятельствах – и не задав мне ни единого вопроса. Меня едва не отправили на гильотину за убийство отца Гарри. Не считаете ли вы, что вам следует выслушать всю эту историю с моей точки зрения?
Последовала долгая пауза.
Прохладный ветерок, бесконечно живительный, проник через окна и смешался с запахом старых книг. Краем глаза Майлс заметил свисавшую с потолка черную нить паутины. Он откашлялся.
– Это не мое дело, мисс Ситон. И я не хочу расстраивать вас.
– Меня это не расстроит. Право же, нет.
– Но разве вы не чувствуете?…
– Нет. Не сейчас. – Ее голос звучал очень странно. Она отвела свои голубые глаза, и белки их ярко блеснули в свете лампы. Она крепко прижала к груди руку, казавшуюся очень белой на фоне темного шелкового платка.
– Самоистязание! – сказала она.
– Простите?
– Чего мы только не делаем, – пробормотала Фей Си-тон, – если нам представляется возможность помучить самих себя! – Она надолго замолчала, потупив голубые, широко расставленные глаза. Лицо ее хранило непроницаемое выражение. – Извините, мистер Хэммонд. Это не так уж и важно, но все-таки меня интересует, кто рассказал вам о случившемся.