Я любила сидеть рядом с Харриет и слушать ее восхитительные рассказы. Она многое поведала мне о своем прошлом, о жизни на сцене, о том, как она впервые встретилась с моей прабабушкой Арабеллой в те дни перед реставрацией Карла II. Она говорила так образно и столько успела рассказать мне о моей семье во время этого краткого визита, сколько я не слышала до сих пор.
Она была права: мне было полезно все узнать. Думаю, в какой-то степени это было началом ослабления моей потребности в защите. Когда я услышала, что случилось с членами моей семьи (правда, о моем отце Харриет рассказала не слишком много), мое стремление к безопасности стало покидать меня.
Теперь оно сменилось стремлением к независимости. Но ведь в то время мне было всего восемь лет.
Однажды Харриет позвала меня. В руке у нее было письмо.
— Письмо от твоей бабушки, — сказала она. — Она хочет, чтобы ты вернулась в Эндерби. Дамарис поправляется и скучает без тебя. Твой краткий визит к нам кончается. Мы не можем проигнорировать это, как бы нам ни хотелось. Твое пребывание здесь, дорогая, доставило мне и Бенджи большую радость. Он будет грустить, когда ты уедешь, но твоя бабушка, да и прабабушка тоже, не один раз напоминала мне, что Дамарис привезла тебя из Франции и поэтому имеет преимущество перед всеми. Каково тебе, Кларисса, быть нарасхват? Ну да ладно. Можешь не говорить, я знаю. Тебе не хочется уезжать от нас, но ты мечтаешь увидеть свою дорогую Дамарис… и, что важнее, Дамарис хочет видеть тебя.
Итак, визит завершился. Я, конечно, ждала встречи с Дамарис, но мне ужасно не хотелось уезжать от Харриет, Грегори и Бенджи. Мне нравился Эй от Аббас и становилось печально, когда я думала, что больше уже не будет походов на тот остров, который был виден из окна моей спальни. Я разрывалась между Эндерби и Эйот Аббасом. Я вновь почувствовала этот избыток привязанности.
Харриет сказала:
— Грегори, Бенджи и я проводим тебя. Мы возьмем карету, это даст нам возможность подольше побыть с тобой.
Мысль о путешествии в карете Грегори привела меня в восторг. Это был великолепный экипаж с четырьмя колесами и дверцами с каждой стороны. Наш багаж несли лошади в седельных сумках, потому что в карете не было для него места. Два грума сопровождали нас: один правил лошадьми, другой ехал сзади. Они то и дело менялись местами.
Путешествие было неторопливым и очень веселым, с остановками в трактирах по пути. Все это будоражило мою память. Я уже ездила в этом экипаже, когда была совсем маленькой. Тогда я впервые увидела Хессенфилда: он притворился разбойником и остановил экипаж. Пока я сидела сейчас у окна кареты, которая подпрыгивая на неровной дороге, везла нас вперед, в моей голове одна за другой проносились картины из прошлого. Вот Хессенфилд в маске останавливает карету, приказывая нам выходить, вот он целует маму, потом меня. Я не испугалась и чувствовала, что мама тоже не боится. Я дала разбойнику хвостик моей сахарной мышки. Потом он ускакал, и я не видела его до тех пор, пока он не унес меня из Эйот Аббаса на корабль.