— Анита научит тебя большему, чем смогла бы я, — сказала она.
К Аните относились как к члену семьи. Она обедала с нами и сопровождала нас, когда мы посещали Довер-хаус или Эверсли-корт.
— Весьма очаровательная девушка, — заметила Арабелла.
— И так умеет ладить с ребенком, — добавила Присцилла.
«Ребенок» тем временем подрастал, быстро приобретая знания. Мне уже было известно о моем происхождении, я знала, что меня считают не по летам развитой, и слышала, как слуги из Эверсли-корта шептались, что я буду «настоящей женщиной»и что не надо никакой цыганки-предсказательницы, чтобы понять, что я стану такой же, как моя мама.
Я не отказалась от своего намерения часто посещать Бенджи. Дамарис одобряла мою «заботу о других». Она сказала, что будет ездить со мной, иначе у нее не будет ни минуты покоя после всего, что случилось на этой дороге.
Мы ездили в Эйот Аббас, стараясь проезжать через лес, где произошло нападение, в дневное время, к тому же нас всегда сопровождала вооруженная охрана. Поездка через этот лес всегда была для меня приключением, хотя теперь воспоминания о Хессенфилде заслонялись памятью о случившемся, и я с печалью думала не только о своем волнующем воображение отце, но и о дорогой Харриет и о Грегори.
Анита сопровождала нас, поскольку Дамарис считала, что я не должна прерывать занятия. Меня это радовало, ведь мы очень подружились. Увы, Эйот Аббас казался совсем другим без Харриет, и это удручало, потому что все в доме говорило о ней.
Дамарис сказала, что Бенджи должен все в доме изменить. Это всегда следует делать, когда случается что-нибудь такое, что нужно побыстрее забыть. Она была очень серьезной, говоря об этом, и я сразу подумала о спальне в Эндерби.
— Наверно, мы сможем что-то посоветовать ему, — сказала Дамарис. — У тебя, Анита, есть какие-нибудь предложения?
У Аниты обнаружилась способность составлять букеты и подбирать цвета. Она призналась мне, что очень хотела заново обставить старый дом приходского священника, в котором она продолжала жить, но у нее не хватало для этого денег.
Итак, мы ездили в Эйот Аббас, и Бенджи был очень рад видеть нас, особенно меня. Но какой же он был печальный!
Как-то раз он сказал, что почти рад тому, что его отец погиб вместе с матушкой, иначе ему было бы очень одиноко без нее. Бенджи намекал, что ему самому очень одиноко.
— Ты должна сделать все, чтобы ободрить его, — сказала мне Дамарис. — Тебе это удастся лучше, чем другим.
— Может быть, мне пожить у него? — вслух подумала я.
Дамарис посмотрела на меня очень внимательно:
— Ты этого… хочешь? — спросила она. Я бросилась к ней на шею.