— Ничего страшного, вы поедете на седельных подушках. Одна — со мной, другая — с Томом.
— Ну что ж, вы неплохо подготовились, — сказала Харриет.
В темноте раздался довольный смех Эдвина.
— Как нельзя лучше.
Послышались шаги, и в пещеру вошел Том.
— Лошади готовы, сэр.
Мы встали и по покатому полу пещеры прошли к выходу.
— Итак, мы — путешественники, у которых появились трудности, — весело сказал Эдвин. — Пошли. — Некоторое время он колебался, переводя взгляд с меня на Харриет, и, наконец, сказал:
— Я повезу свою жену, а ты, Том, возьми госпожу Мэйн.
Мы уселись на лошадей и поехали сквозь предрассветные сумерки.
До Эверсли-корта мы добрались с первыми лучами солнца. Замок окружала высокая стена, над которой виднелись очертания двускатных крыш. Ворота были распахнуты, и мы въехали внутрь. Суровый аскетизм окружающего подействовал на меня, как порыв ледяного ветра. Замок Контрив и Вийе-Туррон были захудалыми, второсортными поместьями, предложенными изгнанникам в качестве временного места проживания. Этот замок производил совсем другое впечатление: повсюду чувствовался порядок, было очень чисто, но на всем лежала печать пуританства, считавшего грехом яркие краски, красоту, любые радости жизни.
Я могла представить, как когда-то выглядело это место: буйство пестрых цветов на клумбах, искусно подстриженные тисы, фонтаны, уединенные дорожки Кое-где еще оставались очажки былой роскоши, но все явно говорило о том, что этот сад должен быть не красивым, а полезным. Здесь росли лечебные травы, фруктовые деревья и овощи — все для пользы и ничего для красоты.
— Господи! — шепнул Эдвин. — Как все изменилось! Эверсли при пуританах!
Мое возбуждение стало уступать место мрачным предчувствиям. Эдвину было опасно возвращаться в родной дом, хотя с момента его отъезда прошло, вероятно, лет десять. Теперь ему было двадцать два, так что уезжал он в возрасте двенадцати лет. Вдруг кто-нибудь узнает его? Двадцатидвухлетний мужчина может напомнить двенадцатилетнего мальчика, но только тем людям, которые его хорошо знали.
— Том, — сказал Эдвин, — войди в дом и скажи, что мы нуждаемся в приюте. Ты свою роль знаешь. Мы останемся при лошадях.
Вскоре Том вернулся с конюхом, который с любопытством посмотрел на нас и сказал:
— Если вы пройдете в дом, то хозяин готов вас принять.
— Ах, — сказал Эдвин, — я был уверен, что нам не откажут в приюте. Помоги с лошадьми, Том.
Наш слуга последовал за конюхом, а мы, пройдя по дорожке, вошли в холл. Там стояла поджидавшая нас служанка. Я заметила, что она, бегло посмотрев на нас, уставилась на Харриет, которая в своей пуританской одежде выглядела не менее красивой, чем обычно. Меня удивило то, как она сумела изобразить застенчивость, — свойство, ей совершенно чуждое. Воистину Харриет была великолепной актрисой.