И вот наступил ужасный день. Из суда вывели под стражей сэра Томаса. Нам рассказали очевидцы, как бедная Мег подбежала к отцу, обхватила его шею руками и потеряла сознание.
— Они не сделают этого, — сказал отец. — Король не может убить человека, которого раньше любил, он не осмелится казнить святого.
Но король никому не позволял открыто не повиноваться ему. Я часто вспоминала, как видела его на барке смеющимся с кардиналом… еще одним, кто умер, говорят, из-за него. Никто не мог позволить себе вызвать неудовольствие короля.
А потом звонили колокола по сэру Томасу. Ему отрубили голову и посадили ее на шест на Лондонском мосту, откуда Мег потом сняла ее.
Отец закрылся в своей комнате. Я знала, что в тот день он часами стоял на коленях и молился, думаю, не за себя.
Он опять говорил со мной, когда мы гуляли в высокой траве, росшей по берегу реки, не боясь, что наш разговор подслушают.
— Тебе уже почти двенадцать лет, Дамаск, — сказал он и повторил, — если бы ты была старше.
— Почему, отец? — спросила я. — Потому что ты хочешь, чтобы я была более понятлива?
— Ты и так умна не по годам, дитя мое. Если бы тебе было пятнадцать или шестнадцать лет, ты могла бы выйти замуж, и тогда я знал бы, что кто-то сможет позаботиться о тебе.
— Почему я должна хотеть мужа, когда у меня есть лучший из отцов? И матушка у меня есть.
— И мы будем заботиться о тебе, пока живы, — с жаром сказал он. — Просто я думаю, что если по несчастной случайности…
— Отец!
Он продолжал:
— Если нас здесь не будет… если меня здесь не будет…
— Но ты же не уезжаешь.
— В такие времена, Дамаск, мы не можем знать, когда придет наш день. Кто бы мог поверить несколько лет тому назад, что сэра Томаса не будет с нами?
— Отец, тебя не попросят дать присягу?
— Кто это может сказать?
Я вдруг прижалась к его руке. Он сказал ласково:
— Времена опасные. Может быть, нас призовут сделать то, чего не позволит нам сделать наша совесть. И тогда…
— Но это же жестоко.
— Мы живем в жестокое время, дитя.
— Отец, — прошептала я, — ты веришь, что новая королева — истинная королева?
— Лучше не произносить таких слов.
— Тогда не отвечай на вопрос. Когда я думаю о ней… лежащей в паланкине, улыбающейся, такой гордой, такой радостной, что все эти торжественные церемонии были устроены в ее честь… О, отец, ты думаешь, она хоть на мгновение подумала о всей крови, которая будет пролита из-за нее?.. Такие люди, как сэр Томас, монахи…
— Тихо, дитя. Сэр Томас сказал, что ему жаль новую королеву. Головы летели из-за нее. Кто может сказать, как долго продержится ее собственная голова?