— О, отец, будем надеяться, что люди короля не придут в наше Аббатство.
— Мы будем надеяться, но это будет чудо, если они не придут.
— Но раньше случилось же чудо, — сказала я. Я попыталась успокоить его, и, думаю, это мне, немного удалось. Но какие это были неспокойные дни!
Мать послала меня снести корзину с рыбой и хлебом старой Гарнет, прикованной к постели. Она жила в крошечном домике, где была только одна комната, и существовала только благодаря нашей помощи. Она потеряла мужа и шестерых детей во время эпидемии чумы, но старая Гарнет, казалось, не подвластна ничему. Все уже давно забыли, сколько ей лет, да и сама она не помнила. Время от времени матушка посылала одну из служанок отнести ей свежие тростниковые дорожки на пол, а также травы и мази. Моей обязанностью было следить, чтобы в кладовой Гарнет всегда что-нибудь было, вот почему Кезая отправилась со мной, помогая нести корзину.
Кезая слышала массу рассказов о том, что делалось среди монахов и монахинь. Фактически об этом говорили все. И каждый день сообщали что-то новое и еще более ужасающее.
Мы уже побывали у старой Гарнет, выслушали в очередной раз историю о том, как она схоронила всех своих детей, и возвращались домой, когда услышали приближающийся топот копыт, а затем увидели группу из четырех всадников, во главе которой на большой черной лошади скакал довольно неприятный человек.
Он остановил нас.
— Эй, — крикнул он, — покажите нам дорогу в аббатство Святого Бруно.
Держался он высокомерно, почти нагло, но Кезая, казалось, этого не замечала.
— Ах, господин, — воскликнула она, присев в реверансе, — Аббатство совсем рядом.
Я заметила, как он посмотрел на Кезаю: его узкий рот слегка приоткрылся, а маленькие черные глазки, казалось, исчезли, когда на них опустились веки.
Он пустил лошадь вперед. Едва удостоив меня взглядом, снова посмотрел на Кезаю.
— Кто ты? — спросил он.
— Я из большого дома, а это моя маленькая госпожа.
Человек кивнул. Он наклонился в седле и, взяв Кезаю за ухо, потянул к себе. Она вскрикнула от боли, а мужчины засмеялись.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Меня Кезая, сэр, а маленькую госпожу…
— Держу пари, ты хорошая девушка, Кезая, — сказал он. — Мы это проверим. — Потом он отпустил ее и продолжал:
— Так говоришь, совсем близко? По этой дороге? Когда они отъехали, я посмотрела на Кезаю, на ее багровое ухо.
— Вот это мужчина, правда, госпожа? — спросила Кезая, хихикая.
— Скорее животное, — ответила я презрительно. Я вся дрожала после этой встречи, ибо в том человеке действительно было что-то скотское, что привело меня в ужас. Но на Кезаю он, кажется, произвел противоположное впечатление. Он взволновал ее; мне уже слышалось знакомое дрожание в ее голосе.