Мясо, приправленное травами, было удивительно вкусно.
Зошина пожалела, что бросила заниматься языком и теперь могла изъясняться лишь отрывочными фразами, сопровождая их пантомимой.
Она поняла, что цыгане перекочевывали к востоку, и предположила, что они вскоре покинут Дьер, поскольку никогда и нигде не задерживаются надолго.
Женщины с огромными темными глазами были очень красивы, дети, смуглые, очень живые, — прелестны.
Мужчины казались суровыми, угрюмыми и неприветливыми. Видимо, к ней отнеслись с подозрением, поскольку ее никто не сопровождал.
Они посматривали на нее и о чем-то перешептывались, словно ждали какого-нибудь подвоха.
Она попыталась объяснить, что приехала из города и собирается возвратиться домой. Чтобы показать, что им нечего опасаться ее, Зошина посадила к себе на колени маленького мальчика и позволила ему играть жемчужными пуговицами на жакете ее костюма для верховой езды.
Один из цыган что-то шепнул той женщине, которая первая пригласила девушку поесть с табором. Та улыбнулась и кивнула. После этого цыган встал, окинул Зошину все тем же подозрительным взглядом и направился куда-то прочь.
Зошина уже собралась сказать, что ей пора возвращаться, но цыганка вытащила чашу, налила туда кипящую воду из очень старого чайника и поднесла ей.
— Чай, — сказала она, — чай.
Зошина взяла чашу из рук цыганки и пригубила незнакомый на вкус, но очень приятный напиток.
Она не могла различить, какие травы входили в его состав, тем более что туда добавили меду.
Окружавшие ее цыгане пришли в восторг от того, что ей понравился чай, и когда она допила его до конца, предложили ей еще, но она только покачала головой:
— Мне надо ехать!
Зошина поискала глазами Шаму, и ей вдруг показалось странным, что расстояние от костра до того места, где его привязали вместе с цыганскими лошадьми, так увеличилось.
Ей совсем не хотелось двигаться, она никак не могла заставить себя подняться на ноги.
Цыгане наблюдали за ней, и ей показалось, что они смотрят на нее иначе, чем раньше.
На мгновение ей показалось, что она знает почему, но прежде чем девушка сумела удержать эту мысль, лица цыган расплылись и отступили куда-то далеко, так же, как Шаму.
«Мне надо подняться! Мне надо ехать!» — попыталась приказать себе Зошина.
Но вместо этого почувствовала, как погружается куда-то в темноту, в которой уже не было никаких Мыслей…
— Проснись же, ну проснись, Зошина! — Голос раздавался откуда-то издалека. — Зошина!
Она узнала этот голос. Волна неслыханного счастья обдала все ее существо.
— Зошина!
Теперь голос звучал громче и требовательнее. Девушка улыбнулась этому знакомому до боли голосу и с усилием открыла глаза.