Едва Корнелия научилась понимать окружающих, она часто слышала, как родители посмеиваются над чопорной респектабельностью старшего брата отца. Она всегда его представляла себе смешным человеком, и короткое знакомство с дядей, два года назад на похоронах родителей не заставило ее изменить это мнение.
Тучный, краснолицый и важный лорд Бедлингтон не многое мог сказать своей бледной худенькой племяннице.
Он подумал про себя, что она довольно странно одета. И в самом деле, на ней было одно из платьев кузины Алин, слишком для нее широкое в талии и в то же время чересчур короткое. Но тогда им казалось неразумным покупать черное платье только для похорон. И кузина Алин, и Корнелия, обе знали, что она никогда не наденет его вновь, а как только разъедутся скорбящие родственники и знакомые, она опять облачится в бриджи и отправится на конюшни, выждав для приличия совсем немного.
Девушка обрадовалась, когда появился разбитый наемный экипаж и отвез дядюшку на станцию. Она не предполагала, что когда-нибудь снова увидит его или он даст о себе знать, а теперь дядя собирался изменить всю ее жизнь, потому что, как сообщил ей мистер Мазгрейв, являлся ее официальным опекуном.
— Я ненавижу своих английских родственников, — с горячностью поведала она Джимми.
— Никогда так громко не говори, душенька моя. Старайся быть вежливой. Не годится воевать с людьми, особенно если они приходятся тебе родней.
— Да, ты прав, Джимми. Я не стану задирать их до того дня, когда мне исполнится двадцать один год, а уж потом скажу им все, что о них думаю, и вернусь сюда.
— Бесполезно, если языком ты будешь говорить сладкие речи, а глазами посылать их к черту, — предостерег ее Джимми.
Корнелия посмеялась над его словами, но прекрасно поняла, что он имел в виду, и готовясь отправиться в путь с мистером Мазгрейвом, она вспомнила предостережение конюха и внимательно посмотрела на себя в зеркало.
Волосы на затылке, несмотря на бесчисленные заколки, уже выбились из прически и свисали неопрятными прядями. Корнелию вдруг охватило сильное желание стянуть с головы шляпку, освободиться от надоедливых нижних юбок и закрытого платья на жестком корсете, надеть бриджи для верховой езды и вновь оказаться в своей стихии.
Ей пришлось вырядиться в платье, которое сдавливало, словно тиски, и только потому, что она срочно понадобилась родственникам, хотя их интересовали ее деньги, а не она сама.
— Ненавижу! — вслух произнесла Корнелия и увидела, как в зеркале отразился внезапный огонь, вспыхнувший в ее глазах.
В памяти всплыл совет Джимми «не проклинать их взглядом». Корнелия выдвинула ящичек туалетного столика. В глубине лежали очки с темными стеклами. Когда-то ее заставили носить их в течение трех месяцев, после того как на охоте она упала с лошади и сильно повредила глаз, так что даже не переносила света.