Майрон остановился посреди комнаты и очень нежным прикосновением расстегнул бирюзовое ожерелье Ориссы.
Затем он с особой бережностью вынул туберозу из ее волос, а потом одну за другой шпильки, удерживавшие волосы, так что длинные черные пряди дождем рассыпались по ее плечам, спускаясь чуть ли не до талии.
Приподняв одну из прядей, он поцеловал ее, сказав:
— Там, в пещере, когда я держал тебя в своих объятиях, твои волосы пахли жасмином. С тех пор этот запах преследовал меня.
Она не в силах была вымолвить ни слова, чувствуя, как его руки освобождают ее от бирюзового сари. Шелковой волной оно упало к ее ногам.
Лунный свет, льющийся сквозь окно, окутывал ее серебристым сиянием, и она стояла, как распускающийся бутон лотоса.
Она не испытывала смущения — магия Кришны погрузила ее в экстаз чуда, она пришла в единение с могучими скалами, со снежными пиками гор, со звездным небом, в единение с богами.
Майрон стоял и взирал на нее затаив дыхание.
— Может ли кто-либо из смертных быть столь прекрасным? — дрогнувшим голосом вопросил он. — Ты реальна или только снишься мне?
И она шепнула:
— Я… вечно останусь… твоей, лишь твоей.
И тогда его губы завладели ее губами, и его сердце слилось с ее сердцем.