— О нет, милорд! — взмолился обескураженный еврей. — Прошу вас, выслушайте меня…
Фейн тем временем уже вышел из лавчонки на улицу, где его ждал фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей.
— Итак?.. — грозным тоном потребовал он.
— Ее адрес — Куин-Энн-терэс, семнадцать, Айлингтон!
Усаживаясь в экипаж, маркиз пообещал:
— Деньги за Ван Дейка вы получите завтра утром.
Кучер вскочил на облучок. Лошади рванули, и через минуту фаэтон скрылся из виду, а Айзеке, печально вздохнув, вернулся в лавку.
У него было такое чувство, что он только что совершил непоправимую ошибку. Но разве мог он поступить иначе? Ведь с маркизом Фейном так трудно спорить…
Куин-Энн-терэс, расположенная в самой бедной части Айлингтона, по мнению Айзекса, не принадлежала к числу мест, наводненных произведениями искусства, тем более шедеврами Лохнера или Ван Дейка.
Чем больше еврей размышлял об этом, тем ему становилось яснее, что что-то здесь нечисто. Надо было выяснить все поточнее, прежде чем предлагать столь сомнительный товар принцу Уэльскому.
Вместе с тем у Айзекса не было причин не доверять джентльмену, принесшему ему Лохнера. Он интуитивно чувствовал, что с этой картиной все в порядке. А вот девушка почему-то внушала ему подозрения.
Во-первых, настоящая леди ни за что бы не отправилась на Бонд-стрит без провожатых. Во-вторых, она вряд ли сама бы принесла картину.
Еще когда странная посетительница покидала лавку, Айзексу пришло в голову, что картина, должно быть, украдена и теперь разыскивается полицией.
Более осторожный торговец наверняка навел бы справки, но Айзеке был не так богат, чтобы заниматься подобной ерундой, рискуя в то же время упустить выгодную сделку. Ему хотелось как можно скорее предложить принцу Уэльскому столь неожиданно попавший к нему шедевр.
Айзеке был еще полон воспоминаний о том, как удачно он сумел пристроить Лохнера — не только угодил Его Высочеству, но и сам сорвал солидный куш. Но одной сделки явно недостаточно. Надо ковать железо, пока оно горячо, тем более что теперь Айзеке получил наконец доступ в Карлтон-хауз, давно бывший предметом его мечтаний.
Лишь когда фаэтон маркиза скрылся из глаз, еврей с запоздалым сожалением подумал: «Надо было дать ему фальшивый адрес — тогда бы его светлости ничего не оставалось делать, как вернуться ко мне…»
Айзекса поразило, как легко Фейн раскусил все его хитрости. Казалось, проницательный маркиз с первой минуты догадался, что еврей лжет, и задался целью выудить у него правду, в чем, надо отдать ему должное, без труда преуспел.
Теперь же, допустив оплошность, Айзеке был вынужден довольствоваться лишь запоздалыми и, увы, бесплодными сожалениями.