— Просто чудесно вернуться в «Тайную гавань», — сказала Грэйния отцу, когда они миновали штормовой район Атлантики.
Море было спокойное и чистое, оно сияло в солнечных лучах; матросы карабкались по мачтам и пели песни, которые Грэйния помнила, как частицу своего детства.
Отец ничего не ответил, и минуту спустя она взглянула на него вопросительно:
— Тебя что-то беспокоит, папа?
В последние несколько дней отец пил не так много, как в начале путешествия, и вопреки тому, что мать Грэйнии называла «беспутной жизнью», выглядел все еще поразительно красивым.
— Мне надо бы поговорить с тобой, Грэйния, — ответил он, — о твоем будущем.
— О моем будущем, папа?
На этот раз он промолчал, и Грэйния почувствовала приступ страха, внезапный, как удар молнии.
— О чем ты говоришь? Мое будущее связано с тобой. Я собираюсь ухаживать за тобой, как это делала мама. Я верю, что мы будем счастливы… вместе.
— У меня на тебя другие планы.
Грэйния недоверчиво вгляделась в лицо отца.
Тем временем кто-то из офицеров подошел поговорить с ними. Отец вскоре отошел от Грэйнии вместе с ним, и она поняла, что у отца нет желания продолжать разговор.
Весь остаток дня она с тревогой думала о том, что же он имел в виду, что намеревался сообщить ей.
Она хотела вернуться к разговору вечером, но они обедали вместе с капитаном, и после обеда отец был неспособен к связной беседе с кем бы то ни было.
Так продолжалось и на следующий день, и еще на следующий, и только когда корабль уже был ввиду так хорошо знакомых Грэйнии высоких гор, ей удалось застать отца в одиночестве у поручней и настойчиво обратиться к нему:
— Папа, ты должен рассказать мне о своих планах до того, как мы попадем домой.
— Мы не сразу поедем домой, — ответил ей граф Килкери.
— Не домой?
— Нет. Я договорился, что мы проведем ночь или две в доме у Родерика Мэйгрина.
— Зачем? — сорвался быстрый вопрос с губ девушки.
— Он хочет повидаться с тобой, Грэйния… очень хочет тебя увидеть.
— Зачем? — повторила Грэйния очень громко и с дрожью в голосе.
Чувствовалось, что отец собирается подбодрить себя, прежде чем заговорить. Потом произнес нарочито резким — явно от смущения — тоном:
— Тебе уже восемнадцать. Пора выходить замуж.
На мгновение Грэйния утратила способность говорить: у нее перехватило дыхание.
Наконец, собралась с силами и проговорила, запинаясь:
— Ты хочешь сказать, папа… что мистер Мэйгрин… собирается жениться на мне?
Задавая этот вопрос, она тотчас подумала, что это немыслимо даже как предположение.
Она помнила Родерика Мэйгрина. Сосед, которого ее мать терпеть не могла и никогда не приглашала в «Тайную гавань».