Он выглядел очень элегантно и в дневном костюме, но теперь в вечернем кафтане с длинной талией, сборчатом жабо, в черных шелковых панталонах до колен и шелковых чулках производил неотразимое впечатление.
Она не находила слов, чтобы приветствовать его; казалось, и с ним происходит то же.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Бофор двинулся к ней, и Грейнии показалось, что вместе с ним явилось облако света, с которым ей хотелось соединиться.
— Добрый вечер, Грэйния, — поздоровался он по-французски.
— Добрый вечер, господин граф! — ответила она на том же языке.
— А теперь давайте скажем то же по-английски, — весело предложил он. — Добрый вечер, Грэйния! Вы прелестно выглядите.
— Добрый вечер! — ответила она.
Ей хотелось назвать его по имени, но она почему-то не решилась. И, смущенная этим, быстро добавила:
— Надеюсь, обед не разочарует вас.
— Сегодня вечером меня ничто не может разочаровать.
Она взглянула на него снизу вверх и подумала, что при свечах в глазах у Бофора появилось какое-то новое выражение — они словно говорят ей то, чего она не в силах понять.
Эйб принес фруктовый напиток, к которому был добавлен ром, а сверху в бокал брошена щепотка измельченного мускатного ореха.
Грэйния взяла бокалы с серебряного подноса и снова не находила слов, хотя столько было невысказано; почти с отчаянием думала она о том, что высказать все не хватит времени.
Они обедали в столовой, стены которой по желанию матери были обтянуты бледно-зеленой материей, и занавески повешены тоже зеленые, так что казалось, будто находишься в саду.
Стол освещали свечи в серебряных канделябрах, и когда спустились сумерки, образовался островок света — только для двоих, ни для кого больше.
Обед был восхитительный, но Грэйния впоследствии не могла припомнить, что же она ела.
Граф одобрил кларет, хотя пил его с отсутствующим видом, не сводя с Грейнии глаз.
— Расскажите мне о вашем доме на Мартинике, — попросила она.
Сделав над собой усилие, Бофор заговорил и рассказал, как его отец решил построить один из красивейших домов на острове и выписал для этого архитектора из Франции.
— У меня есть одно утешение, — продолжал граф. — Я этого ожидал, а впоследствии узнал точно, что англичане сделали мой дом своей штаб-квартирой, а это значит, что его не разрушат и не сожгут, как это сделали с домами многих плантаторов.
— Я очень рада.
— Я тоже. В один прекрасный день я надеюсь показать вам этот дом, и вы убедитесь, что французы умеют устраиваться с удобствами даже так далеко от родной страны.
— А как обстоят дела с вашей собственностью во Франции?