Граф пожал плечами:
— Надеюсь, что революция не бушевала на юге с такой же неистовой силой, как на севере Франции. Ванс — небольшой укрепленный городок, возможно, он и уцелел.
— Надеюсь на это ради вас, — негромко проговорила Грэйния
— Как бы то ни было, — сказал граф, — если я и поеду во Францию, то лишь ненадолго. Я, как и мой отец, считаю своим домом Мартинику и стану дожидаться возвращения туда. Верну своему обиталищу прежнюю славу и оставлю в наследство своим детям… если они у меня будут.
Последние слова он произнес с необычайной проникновенностью.
Степень душевной близости между ними была очень велика, и Грейнии казалось понятным, что скрыто за словами Бофора: если у него не будет детей от нее, то он вообще не женится.
Но она почти тотчас сочла свою мысль абсурдной.
О браках между детьми французы договариваются, чуть ли не сразу после их рождения, и просто удивительно, что граф до сих пор не женат.
Если бы он решил вступить в брак, то выбрал бы француженку, равную ему по знатности; женитьба на женщине другой национальности практически исключена.
Мать нередко говорила ей, насколько горды французы, особенно из древних фамилий; те из них, кого везли в двуколках на гильотину, высоко держали головы и проявляли насмешливое презрение по отношению к своим палачам.
Грэйния внезапно почувствовала себя такой маленькой и незначительной.
Как могла она, дочь спившегося и обнищавшего ирландского пэра, поставить себя на одну доску с человеком, чья родословная восходила к Карлу Великому?
Она опустила глаза, впервые осознав, как поблекла в столовой обивка стен, как обветшали давно не менявшиеся занавески, как сильно вытерт ковер.
Взгляду свежего человека все здесь должно казаться ветхим, запущенным, отмеченным печатью бедности, и Грэйния радовалась, что сумрак скрывает унизительные для нее черты.
Обед пришел к концу, и граф отодвинул свой стул от стола.
— Мы закончили. Не перейти ли нам в гостиную?
— О да, конечно! — спохватилась Грэйния. — Простите, я должна была предложить это сама.
Она шла впереди, и едва они вошли в гостиную, граф закрыл дверь и медленно направился к Грейнии, которая остановилась возле дивана, неуверенная в себе, растерянная, с огромными глазами на маленьком личике.
Он долго стоял рядом и смотрел на нее, а она ждала, не понимая, что же он собирается сказать ей, и, не решаясь спросить, о чем он думает.
Наконец он заговорил;
— Я сейчас уйду. Вернусь на корабль, а завтра на рассвете мы поднимем паруса.
Грэйния вскрикнула:
— Но почему? Почему? Ведь вы обещали… остаться!
— Не могу!