Неудивительно, что пятнадцатый маркиз Валкен гордился своим наследством; неудивительно, что он любил каждый дюйм Мандрейка — от древней норманнской башни, которая по-прежнему стояла на самом краю белых отвесных скал, до изысканных бальных залов и салонов, построенных лишь сорок лет назад его матерью по проекту Роберта Адама4.
Четырнадцатая маркиза Валкен, бабушка Каролины, была удалена от королевского двора за свою ненасытную страсть к азартной игре. В Мандрейке она устроила собственный двор и единолично правила здесь до тех пор, пока ее не забили насмерть камнями контрабандисты — их она нанимала для доставки запрещенных товаров из Франции и укрывала в потайных гротах под домом.
С ее смертью пришел конец беспутной, экстравагантной и экзотической эпохе, и в Мандрейке воцарилась атмосфера покоя, умиротворенной красоты и ничем не нарушаемой радости. Отец и мать Каролины самозабвенно любили друг друга, казалось, что все поместье было во власти чар их любви; каждый, кто жил в Мандрейке, вобрал частичку их лучезарного счастья.
В жилах Каролины текла гордая горячая кровь семейства Фэй. Каждая черта ее лица, каждое ее движение, каждый поступок отличали достойную представительницу этого рода, в которой воплотилось все лучшее, что накапливалось многими поколениями, подобно тому, как приумножались великолепие и величавость самого Мандрейка. Она унаследовала не только гордость, верность и цельность натуры своих предков, но и их страстность, решительность, сильную волю и упорство. Своими безукоризненными чертами лица и совершенными формами тела Каролина была обязана бабушке, о красоте которой в восемнадцатом столетии слагали легенды. Нежное очарование и благородство души передались ей от матери. Доброта и сердечность Серены, маркизы Валкен, вызывали восхищение; каждый, кто знал ее и смотрел в ее ясные синие глаза, не мог не почувствовать, какое у нее чистое и отзывчивое сердце.
Каролина была такой же чистой и открытой, но ее темперамент и характер были подобны прибою, с детства шумевшему под ее окном. Его музыка всегда была частью ее мыслей и грез — волн то неукротимых, бурных и неистовых, с белыми гребнями, стремительно летящих на крутые скалы и разбивающих изумрудную и сапфировую водную гладь, то ласковых, мягко колышущихся, покорно утопающих в золотистом, освещаемом солнцем песке.
И настроение Каролины менялось столь же быстро и неожиданно. Мать вздыхала, беспокоясь за ее будущее. Что сулит оно девушке, такой поразительно красивой и при этом эмоциональной и живой. Верность и неуклонное следование цели — эти достоинства порой перерастали в Каролине в свою противоположность. Однажды, когда ей было всего десять лет, молодого конюха, который ухаживал за ее пони, арестовали по обвинению в браконьерстве. Каролина узнала об этом и, не спросив ни у кого разрешения, даже не сказав никому о своем намерении, галопом поскакала в Дувр. Она ворвалась в суд, заявила, что должна дать показания в защиту своего конюха, и вела себя так настойчиво и убедительно, что парня освободили и отпустили с ней обратно в Мандрейк.