Обладая таким же оригинальным, но довольно едким взглядом на жизнь, которым отличалась няня, он хорошо поладил с ней.
Он также потребовал из усадьбы таких продуктов для своего хозяина, которых не посмели бы попросить ни тем более приобрести на свои средства ни викарий, ни его жена.
Окорока ягненка, бифштексы, цыплята, и жирные голуби стали прибывать в их дом ежедневно.
Хотя маркиз не мог еще есть всего этого, Гермия подумала, что даже ее отец стал выглядеть менее изможденным, а ее матушка — более прекрасной, потребляя такие хорошие продукты.
На первый же протест миссис Брук, сказавшей: «Я не могу принимать все это от усадьбы», Хиксон ответил:
— Предоставьте это мне, мадам. Это то, к чему привык его светлость, и если он остается здесь, у него должно быть все лучшее.
Миссис Брук понимала справедливость его слов, и когда Гермия увидела огромные персики из теплиц и большие гроздья мускатного винограда, она подумала, что граф, должно быть, случайно вспомнил, каким бедным был его брат.
Ее дядя бегал между усадьбой и домом викария как хлопотливая курица, потерявшая своего особенно любимого цыпленка.
Гермия подозревала, что это Мэрилин уговаривала своего отца настоять на том, чтобы возвратить маркиза в усадьбу; но когда он стал Способен мыслить и говорить, то наотрез отказался от подобного перемещения.
— Мне вполне удобно здесь, — сказал он, — и доктор Грэйсон ясно указал, чтобы я максимально избегал движения, если не хочу повредить своей голове и стать лунатиком!
Странным казалось, что он предпочел маленькую спальню Питера величественному залу, в котором — Гермия знала — он спал бы в доме ее дяди.
Маркиз лежал, глядя на детские реликвии Питера, многие из которых — призы и подарки — висели на стене, и, кажется, ему все это нравилось.
Он вообще ни на что не жаловался.
Когда он окреп настолько, что смог подолгу говорить, то рассказал графу и викарию все, что произошло с ним.
Викарий пересказал все это своей жене и дочери в тот же вечер.
— Это кажется еще более невероятным, чем мы представляли, — начал он, — за исключением того, что полностью согласуется с отвратительной репутацией де Виля.
— Мы сгораем от любопытства, дорогой, — улыбнулась миссис Брук.
— Я расскажу вам все, — ответил викарий, — но, конечно, потребуется время, чтобы восстановить все из рассказов его светлости, поскольку он еще страдает провалами в памяти, и придется подождать, пока он сможет вновь ясно мыслить.
Гермия и ее матушка узнали, что после того как графа отозвали обратно в усадьбу — что, как он знает теперь, было предлогом отвлечь его от маркиза, — последний продолжал ехать один.