, внуком Мстислава Давидовича Смоленского, Удельным Князем Можайска. Считая себя обиженным старшими братьями, Глебом и Михаилом, он переехал в Ярославль, наследие супруги его, и княжил там вместе с тещею. К сему известию новейшие Летописцы прибавляют следующую повесть: «Феодор, быв в Орде, мужественною красотою и разумом столь пленил Царицу Могольскую, что она желала выдать за него дочь свою. В то самое время Мария скончалась в Ярославле, и народ, объявив ее сына, Михаила, Владетельным Князем, уже не хотел повиноваться Феодору, который, лишась супруги и престола, согласился быть зятем Хана, или Царя Капчакского. Все препятствия исчезли: Хан позволил дочери креститься, и Константинопольский Патриарх торжественною грамотою утвердил ее благословенное супружество; а тесть построил для Феодора великолепные палаты в Сарае и дал ему множество городов: Чернигов, Херсон, Болгары, Казань; по смерти же юного Михаила Феодоровича возвел сего любимого зятя на престол Ярославский, наказав его врагов. Супруга Феодорова, названная в крещении Анною, построила в Ярославле храм Архистратига Михаила и заслужила имя добродетельной Христианки». Ежели сия повесть справедлива, то вероятно, что Феодор был зятем не Мангу-Тимура, а Ногая, женатого на Христианке и не хотевшего принять Веры Магометанской.
Димитрий Святославич, Князь Юрьева Польского, двоюродный брат Ярослава, умер в 1269 году; и с того времени 70 лет не упоминается в нашей истории о Владетелях Юрьевских. Сей набожный Князь принял Схиму от Епископа Ростовского и, закрывая глаза навеки, сказал ему: «Святый Владыко! ты совершил труд свой и приготовил меня к пути дальнему, как доброго воина Христова. Там, в жизни вечной, царствует Бог милосердия: иду служить Ему с Верою и надеждою». Сии последние слова Димитриевы казались Летописцам достопамятнее дел его, совершенно для нас неизвестных.
Лет за шесть до Ярославовой смерти преставился (и погребен в Холме) знаменитый Даниил, Король Галицкий, славный воинскими и государственными достоинствами, а еще более отменным милосердием, от коего не могли отвратить его ни измены, ни самая гнусная неблагодарность Бояр мятежных: добродетель редкая во времена жестокие и столь бурные. Милостивый к подданным, он и в других отношениях исполнял уставы нравственности: в юности чтил Князей старших; изъявлял нежную любовь к матери и к брату, получившему от него в Удел область Владимирскую; помнил благодеяния, ему оказанные; наблюдал правило верности в союзах, победами и разумом утверждая безопасность и честь державы Галицкой; нашествием Моголов расстроенный в видах своей Политики, не изумился, не утратил бодрости духа: хотя не мог совершенно избавиться от их свирепого тиранства, но закрыл глаза с надеждою, что его потомки будут счастливее, следуя принятой им системе держаться союза Государей западных, иногда обольщать варваров золотом и смирением, иногда устрашать силою, в ожидании, что они, как Гунны Аттилины, как Обры, исчезнут, сокрушенные или внутренним междоусобием, или общим усилием Государей Европейских. Сия надежда не совсем обманула Даниила: его преемники рабствовали менее иных Князей Российских, уважаемые и Ханами и соседственными Христианскими Державами, которые в течение целого века считали Княжество Галицкое верным для себя оплотом с опасной стороны Моголов.